Эта моральная усталость знати, накопившаяся за время династических смут и мешавшая решительно выступить против сурового правления Генри VII, сыграла ему на руку. Король максимально использовал ее в своих интересах и добился уничтожения аристократии. Из семей региональных магнатов, способных собрать сильную частную армию и бросить королю вооруженный вызов, — герцогов Йоркских, Бакингемских, Сомерсетских, Норфолкских, Кларенсских и Глостерских, а также графов Уорикских и Нортумберлендских — к 1509 году сохранили свое состояние и власть на местах лишь Бакингемы и Нортумберленды. Богатство и влиятельность остальных лордов зависели исключительно от их близости ко двору. Все, кто мог с успехом сопротивляться королю, были осуждены за измену и казнены первыми Тюдорами. Ослабление возможностей высшей знати конкурировать с королевской властью породило серьезные перемены в характере английской внутриполитической системы.
Рыцари и беститульные дворяне также не могли избежать активного участия в Войнах Роз, поскольку они были связаны вассальными узами либо с королем, либо с лордами. Многие занимали высокие посты при королевском дворе, в правительстве, находились на административных должностях у знати. В их прямые обязанности входила поддержка сеньора в его военных предприятиях под угрозой потери чести, лишения источников дохода и тяжелых штрафов. Участь рыцарских и дворянских семей напрямую зависела от перипетий судьбы аристократических домов. Например, йоркширская фамилия Пламптонов более века служила Перси графам Нортумберлендским. Пламптоны несли потери в битвах, подвергались лишению гражданских и имущественных прав, конфискации собственности, страдая за свою верность сеньорам и покровителям.
Духовенство, законоведы и торговцы практически полностью устранились от участия в династическом конфликте. Это были не их войны, и они старались не демонстрировать своих фракционных пристрастий. Духовенство в целом весьма вяло реагировало на события 1460–1461 годов, хотя большинство было обязано своими епархиями свергнутому королю Генри VI. Явными ставленниками Йорков можно назвать лишь Томаса Буршье архиепископа Кентерберийского и позже — Джорджа Невилла архиепископа Йоркского. Епископы играли пассивную роль в 1469–1471 годах, стараясь оказаться полезными любому королю, занявшему трон. Точно такое же равнодушие проявило духовенство в 1483 году при вступлении на трон Ричарда III. Один Джон Мортон епископ Илийский активно участвовал в мятеже герцога Бакингемского. Кроме него, личную заинтересованность в успехе мятежников проявляли Лайонел Вудвилл епископ Солсберийский, мать и брат которого были вовлечены в заговор, а также Питер Кортеней епископ Эксетерский, находившийся в кровном родстве с некоторыми заговорщиками запада страны. В 1485 году епископы столь же хладнокровно восприняли вступление на трон Генри VII. Впрочем, простые клирики активнее демонстрировали поддержку той или иной партии: имена приходских священников и капелланов часто мелькали в списках обвиняемых в мятеже — кафедра проповедника была мощным оружием в борьбе за симпатии народа.
Юристы вели себя еще более осторожно. Их позицию очень хорошо проясняет следующий пример. Когда Ричард герцог Йоркский заявил в 1460 году о своих претензиях на трон, то королевские судьи и законоведы без колебаний ответили, что такие высокие материи «выше закона и вне их компетенции». Они благоразумно передали право решения этого вопроса Палате лордов. В соответствии с проявляемой осмотрительностью срок пребывания судей на своих должностях был весьма продолжительным. Так, сэр Уильям Хасси, поставленный Эдуардом IV на пост лорда-верховного судьи Суда королевской скамьи в 1481 году, сохранял свою должность при королях Эдуарде V, Ричарде III и Генри VII.
Торговые олигархии, контролировавшие крупные города, крайне неохотно ввязывались в военные действия и обычно успешно избегали даже символической причастности к делам противоборствующих партий. Большинство городов, правда, симпатизировало той или другой стороне, но сохраняло нейтралитет. Если горожане и вступали в какого-либо рода военные предприятия, то для защиты своих домов от грабежей и разбоя. Как правило, города широко распахивали ворота перед армией победителей. Войны Роз не знали сколь-нибудь значительных осад, стратегические планы кампаний игнорировали этот вид военных действий.
Городскую торговую верхушку в большей степени заботили те политические решения королей, которые непосредственно отражались на ее благосостоянии. Торговцев обеспокоило в 1459–1461 и в 1469–1471 годах вмешательство государства в экспорт английской шерсти через Кале, когда этот оплот Англии на континенте оказался в руках противников короля. Все остальное время торговые операции шли по налаженному пути. В экономической депрессии, начавшейся в 1450 году и продолжавшейся до 1475 года, купцы не без оснований обвиняли правительство Ланкастеров: запущенные международные отношения, неблагоразумная коммерческая политика, неконтролируемое пиратство — все это осложняло ведение дел с другими странами. Король Эдуард IV пользовался симпатиями торговцев, поскольку много трудился над восстановлением экономического процветания Англии, поддерживал мир и заключал выгодные коммерческие соглашения с соседними государствами. Вот это для купцов было гораздо важнее, чем какие-то династические распри.
Простых англичан Войны Роз волновали очень мало. Войска не онустошали местности, не разбойничали, не жгли, не убивали. Конечно, были случаи грабежей, но их можно пересчитать по пальцам. За редким исключением, не подвергались разорению и систематической осаде крупные английские города. Войны Роз не шли ни в какое сравнение со Столетней войной, последствия которой ощущались во Франции в течение многих десятилетий после ее завершения. «Низкий уровень общественной безопасности, — заметил К. Б. МакФарлейн, — прекрасно уживался с насыщенной общественной жизнью». Во время пика военных действий — с июня 1460 года по март 1461 года — Уильям Вустерский преспокойно разъезжал по всей Англии, инспектируя владения своего господина сэра Джона Фастолфа.
Поразительно, но англичане в это, казалось бы, опасное время совершенно не стремились укреплять свои дома. Даже при строительстве замков отдавалось предпочтение изяществу и красоте, а не обороноспособности. Большая кирпичная башня, сооруженная Ральфом лордом Кромвеллом в Таттершелле, графство Линкольншир, скрывала изящные внутренние помещения, а за зубчатыми вершинами стен на крыше был разбит сад. Замки служили скорее показателем богатства и влияния владельца, нежели военным объектом, превосходным примером чего являлся замок Кирби-Максло, возведенный Уильямом бароном Хастингсом. В Окуэллзе, графство Беркшир, Джон Норрис построил прекрасную усадьбу, сооружение которой было закончено около 1465 года. Главный зал, отделанный деревом, имел ряд больших прямоугольных окон, что явно не служило оборонным целям. Этот дом в архитектурном плане явился родоначальником больших сельских усадеб тюдоровской Англии.
В период Войн Роз страна переживала расцвет позднеготического стиля, достигшего своей кульминации в таких сооружениях, как часовня Святого Георгия в Виндзоре или изящные башенки сомерсетских церквей. Спокойные и величавые контуры этих архитектурных памятников не отражают никакой тревоги, присущей военному времени. Они органично сочетаются с богатым художественным оформлением, включающим каменные и деревянные скульптуры, цветные витражи. В резьбе по дереву и работах со стеклом английские мастера того времени достигли непревзойденного совершенства. Некоторое снижение темпов строительства во время Войн Роз прекратилось в 70-х годах XV века. Расширение масштабов строительных работ практически точно совпало с началом экономического процветания во второе десятилетие правления короля Эдуарда IV.
