Но, увы, только внешне. Под внешним глянцем скрывалась слабость Совета, его недееспособность. Хотя в Петрограде рабочих было намного больше, чем солдат, но именно солдаты составляли большинство в Совете. Кроме того, многие политики из интеллигенции, бывшие политические заключенные, были или кооптированы, или просто сами вошли в Совет. На заседаниях присутствовало множество людей «с мандатами бог знает от кого», отмечает историк революции H.H. Суханов.
Но главный недостаток заключался в размерах Совета и его нестабильности. Таким образом, в самом начале, за внешней стороной демократии, решения Совета принимались горсткой интеллигентов и лидеров социалистов. Как управляли этим огромным неповоротливым органом несколько человек, хорошо иллюстрирует случай, имевший место во время первого заседания. Из ниоткуда возник реликт прошлого, председатель Петербургского Совета в 1905 году, Хрусталев-Носарь. Он в течение долгого времени не имел никаких связей с революцией и социалистами. Хрусталев-Носарь оказался замешанным в личных скандалах и зарабатывал средства к существованию тем, что писал для реакционной прессы. Теперь он настаивал на том, что должен возглавить руководство новым Советом. Глубокое уважение к прошлому и мягкость инициаторов «революционной демократии» позволили этому вконец опозоренному человеку почти добиться своего, и лишь с большим трудом удалось убедить его искать удачу в другом месте.
Руководство Исполнительным комитетом перешло в руки социалистов. Меньшевик Чхеидзе, член Думы, стал председателем, а эсер Александр Керенский и меньшевик Скобелев его заместителями. Но, как отмечал Троцкий, «на первом этапе вдохновителем был не председатель комитета Чхеидзе, честный и ограниченный провинциал…». (Чхеидзе был грузин, и этим объясняется несколько снисходительное отношение Троцкого.) Идея создания Совета исходила от горстки радикальных интеллигентов, представляющих не какую-то определенную партию, а левое крыло. Двое, безусловно, достойны упоминания; их личности объясняют многое из того, что происходило в Совете и в революции.
H.H. Суханов написал объемный, многословный труд о 1917 годе.
[238]
Ленин весьма нелестно отзывался о Суханове и людях подобного рода: «Наши мелкие буржуазные демократы, педанты и трусы».
[239]
Суждение Троцкого выглядит более справедливым: «Полународник, полумарксист, скорее добросовестный наблюдатель, чем государственный деятель, журналист, нежели революционер… он был способен придерживаться революционной концепции только до того момента, пока не наступала необходимость применить ее в действии». Однако в известном смысле Суханов был необычной личностью. Во время революции он был постоянно в движении. Незваным гостем приходил на собрания большевиков, придирался и надоедал Керенскому. Казалось, что в первые драматические дни революции он был повсюду. По профессии писатель-экономист, при старом режиме Суханов занимался вполне типичным для радикального интеллигента делом. Под собственной фамилией, Химмер, он работал в Министерстве сельского хозяйства, а под политическим псевдонимом – журналистом и принимал участие в революционных разговорах.
его близким товарищем был Юрий Стеклов. Литератор и эссеист, Стеклов долгое время разрывался между меньшевиками и большевиками. В Советской России, уже будучи коммунистом, он стал одним из ведущих публицистов (им написаны труды по истории марксизма, революционного движения, биографии Чернышевского, Бакунина и других). Подобно бесчисленному множеству людей он закончил свою жизнь в тюрьме во время Второй мировой войны. Совет поручил Стеклову крайне важную работу, назначив его редактором газеты «Известия».
Суханов, Стеклов и подобные им люди, хотя и не имели никакой реальной поддержки со стороны рабочих и солдат, сыграли важную роль в те первые критические дни, поскольку были «литераторами», понимавшими, как написать воззвание, как редактировать газету, и имевшими друзей в среде радикальной интеллигенции (Суханов в то время находился в близких отношениях с Максимом Горьким). Одним словом, могли наделить революцию необходимым красноречием. Эти «неприкаянные интеллигенты» оставили заметный след в истории Совета. Они, как говорится, были радикальными социалистами. За ними не было никакой организации, их политика отражала непонятную доктрину. Что должна делать революция, то есть Совет? Ответ марксиста-интеллигента обусловливался двумя страхами: возможностью контрреволюции и реставрации старого режима. Невероятно, но этот страх, несмотря на ту легкость, с какой этот режим был повержен, упорно преследовал их. Армией все еще командовали царские генералы и офицеры, следовательно, революция, по мнению Суханова, «должна была завоевать армию», даже ценой беспорядков и поражения в войне.
Другой страх крылся в их доктрине. Революция победила, народ сверг режим. Но может ли народ захватить власть? Марксизм учил, что Россия не готова к социализму, народ – пролетариат – не готов взять в свои руки управление страной. Наступило время для «буржуазно-демократического режима», а не для социализма. Но можно ли этому буржуазному режиму доверить всю полноту власти? Конечно нет. «Революционная демократия» должна бдительно следить за банкирами, промышленниками и всеми теми, кто станет министрами, чтобы они не смогли предать революцию и интересы народа. Таким образом, радикальные интеллигенты придумали невиданную доселе форму правительства, восторженно одобренную эсерами и меньшевиками: буржуазия должна взять власть и сформировать Временное правительство. А «революционная демократия», то есть Совет, благородно откажется от участия в этом правительстве. Совет будет строго следить за буржуазным правительством и при необходимости сдерживать его, непрерывно напоминая, что оно руководит страной только благодаря великодушию Совета. Правда, возникало одно но: что будет, задавался тревожным вопросом Суханов, если буржуазия откажется взять власть в свои руки? Он успокоился только тогда, когда «капиталисты» согласились сформировать Временное правительство и избавили Совет от решения этого сложного вопроса.
[240]
Совет, опасаясь возврата к царскому режиму, принял важное решение. Стеклов и юрист Соколов подготовили приказ № 1, опубликованный 1 марта 1917 года. Приказ адресовался всем сухопутным и морским военным соединениям, которые были обязаны сформировать комитеты, Советы. Теперь каждая воинская часть подчинялась Петроградскому Совету и своему солдатскому Совету. Все оружие должно было находиться в ведении Советов и «ни при каких условиях не передаваться офицерскому составу, даже по их приказу». Прежние формы приветствия и обращения между солдатами и офицерами были отменены. Советы должны были улаживать все недоразумения, возникающие между рядовыми и командирами.
Очень сомнительно, что какая-нибудь армия, следуя этому приказу, могла бы долго сохранять боеспособность. Спустя несколько дней по трезвому размышлению было издано дополнение к приказу № 1: солдатские комитеты должны решать только политические вопросы. Однако сделанного не воротишь. Авторы стремились с помощью приказа сохранить армию, панически боясь, что «человек на белом коне» погубит революцию. «Совет должен был вести упорную борьбу за армию, которую было необходимо оградить от влияния буржуазии для того, чтобы гарантировать окончательную победу революции»
[241], – пишет Суханов.
