Предостережения Ленина попали в цель. Меньшевистские лидеры в Совете задумались о слишком уж энергичном преследовании большевиков. Теперь появилась угроза революции справа, не так ли? Левое крыло меньшевиков под руководством Мартова считало, что подавление июльского восстания было слишком жестоким. Когда войска защищали Совет от большевиков, Мартов кричал: «Вот так всегда начинается контрреволюция». Несмотря на малочисленность, группа Мартова оказывала существенное влияние на меньшевиков во главе с Церетели и Даном. Они напомнили Мартову, как перед войной он писал, что Ленин не политик, а лидер организации, напоминающей мафиозную структуру внутри социал-демократической организации, мало того, склонный к установлению собственной диктатуры. Но все было тщетно. Мартов твердил, что хотя большевики и зашли слишком далеко, но они защищали интересы пролетариата. Нельзя было прибегать к насилию, следовало «объяснить рабочим, что конфликт будет улажен», и принять необходимые реформы. В этом случае авантюристы оказались бы «в изоляции».
[273]
Большинство меньшевиков, хоть и смотрели на большевиков как на врагов, однако, не могли поверить, что они являются немецкими агентами. Это обвинение бросало тень на всю русскую социал-демократию. «Если мы арестуем Ленина, то войдем в историю как преступники», – заявил Дан. Меньшевики-«оборонцы» опровергали слухи, что большевики получали германское золото. Совершенно ясно, что не предпринималось никаких серьезных шагов по задержанию Ленина. В квартиру Аллилуева, где прятался Ленин, регулярно приходили его жена и сестра. Позже, когда Владимир Ильич скрывался в Разливе, его часто посещали большевики. Ничего не стоило выследить Владимира Ильича. Была создана комиссия по расследованию обвинений, выдвинутых против Ленина и Зиновьева. Постепенно расследование сошло на нет.
Но важнее другое. Вскоре были арестованы Луначарский, Каменев и Коллонтай. Троцкий с привычной для него бравадой потребовал включить себя в этот список, и его просьба была удовлетворена. При этом не предпринималось никаких попыток развалить партию. В конце концов, это была социалистическая, революционная партия, и как могли товарищи социалисты пойти на такой недемократический шаг? Большевики получили урок; здоровый инстинкт масс уберег их от очередной авантюры. Правые, как и прежде, оставались главным врагом. Совет и Временное правительство вернулись к прежнему, непростому сосуществованию: продолжили ожесточенный спор о власти и ответственности за провал летнего наступления русской армии. Наконец сошел со сцены князь Львов, и Керенский стал министром-председателем. Ретроспективно июльский кризис расценили как лишнее доказательство силы русской демократии. Все вернулось на круги своя.
Неудачи заставили большевиков критически проанализировать свои действия. Многие считали, что безрассудно пытаться прийти к власти силой и стоит отложить начало Октябрьского восстания. Бегство Ленина вызвало противоречивые чувства. Некоторые большевики считали, что Ленину нельзя скрываться, что он должен явиться в суд, иначе у партии не будет возможности оправдаться перед широкими массами. Товарищи Ленин и Зиновьев должны опровергнуть гнусную клевету буржуазии. Многие считали, что большевистские герои должны выйти из подполья и предстать перед судом. В этом не было ничего странного, поскольку они не владели всей полнотой информации. Они полагали, что если ситуация стабилизировалась, волнения улеглись, то отпала необходимость скрываться и жизни Ленина теперь ничто не угрожает. В марте отменили смертную казнь. О самосуде, учиненном пробольшевистски настроенными моряками, пока еще не было слышно. Ленину могло грозить разве что тюремное заключение, но с таким же успехом, как сейчас из убежища, из тюрьмы он мог бы выдавать партийные директивы. Так почему же товарищ Ленин лишает себя такой великолепной возможности разоблачить буржуазных клеветников? «Из суда над Лениным мы должны устроить новое дело Дрейфуса. Мы должны воевать с поднятым забралом… Этого требуют интересы революции и престиж партии».
[274]
Однако возобладал реалистический подход к решению вопроса о защите большевистской чести и достоинства, и забрало осталось закрытым.
Ленин, безусловно, хотел очистить свое доброе имя от гнусных обвинений, однако это не помешало ему довольно скоро заняться решением более серьезных проблем. Большевикам следовало сформулировать новые лозунги. Теперь, когда меньшевики и эсеры скатились в лагерь контрреволюции, лозунг «Вся власть Советам!» стал, прямо скажем, неуместен. Новые времена – новые песни. В июле большевики попытались убедить Советы забрать власть у буржуазии. Теперь стало очевидно, что подобные попытки обречены на неудачу, а в стране установилась «диктатура контрреволюционной буржуазии». Следовательно, в следующий раз большевикам не следует увлекаться никакими «мирными революциями». «Власть должна быть взята только с помощью силы». Значит, должен быть выдвинут новый лозунг: «Вся власть революционному пролетариату». Это был мастерский ход; выходило, что никакого вооруженного восстания не было и в помине. Получалось, что когда большевики на самом деле решат бороться, то они обязательно победят.
Повысился боевой дух партии. К VI съезду насчитывалось уже двести сорок тысяч членов партии. Блестящая победа, особенно если учесть, что в апреле было пятьдесят тысяч человек. Цифры можно было бы оспорить, но все равно никто не взялся бы отрицать сенсационный рост влияния большевистской партии. Особенно впечатляло то, что почти половина от общего числа членов партии приходилась на две столицы: в Петрограде – сорок одна тысяча, в Москве – пятьдесят тысяч человек. Это служило хорошим предзнаменованием; «революционный пролетариат» был способен завладеть сердцем России.
[275]
В отличие от большевиков партия эсеров (как и меньшевиков) раскололась на несколько групп; многие эсеры были разбросаны по деревням. Во время отсутствия Ленина повседневной работой партии руководили Сталин и Свердлов. Они умудрялись сдерживать и тех, кто страстно рвался в бой, и тех, кто готов был сдаться после июльского поражения. VI съезд партии большевиков наглядно продемонстрировал, что арест лидеров не может не только уничтожить, но даже приостановить развитие большевистского движения. Съезд, объединивший двести семьдесят делегатов, проходил в деловой обстановке, представлявшей разительный контраст с атмосферой хаоса, пререканий и излишнего красноречия, царившей обычно на заседаниях русских партий. И это спустя лишь три недели после того, как «большевистский авантюризм» рухнул (?) под ударами противника!
[276]
Находясь в подполье, Ленин принимал живейшее участие в работе съезда: в разработке и написании его важнейших резолюций. Ленин жил недалеко от станции Разлив, в семье большевика Н. Емельянова, работавшего на оружейном заводе в Сестроренке; рабочие завода были известны своими пробольшевистскими настроениями. Товарищи почти ежедневно навещали Ленина и Зиновьева. Чаще других приезжал Феликс Дзержинский, будущий глава органов Государственной безопасности, пользовавшийся полным доверием Владимира Ильича. Приезжали Свердлов, Сталин и Молотов, привозя Ленину доклады и уезжая от него с распоряжениями, резолюциями и статьями. Ленин работал много и плодотворно.
