Следом за заявлением Зиновьева, Каменева и Рыкова группа комиссаров, заявив о выходе из ЦК, сделала прямо-таки пророческое предупреждение: запретив «однородное социалистическое правительство», большевистский режим сможет удержаться только «посредством политического террора». В итоге пять членов Центрального комитета, пять комиссаров сложили с себя звание народных комиссаров, вышли из ЦК и стали вести внутрипартийную борьбу против Ленина. Некоторые большевики-ветераны откровенно высказывали свое мнение. Как может социалистическая партия настаивать на том, что любое правительство должны возглавлять конкретные люди, то есть Ленин и Троцкий, говорил Рязанов. Не было ли это давлением на личности, недостойным революционной партии?
Спустя годы в сталинской России многие из уцелевших в 1917 году оппозиционеров оказались на скамье подсудимых, а затем были расстреляны. Самыми серьезными среди выдвинутых им обвинений были следующие: они возражали Ильичу, боролись с ним, отказались подчиняться партийной дисциплине, сложили полномочия. С точки зрения принципов и духа большевистской партии образна 1917 года в их поведении не было ничего противозаконного или безнравственного. Любой член партии, несогласный с ее решениями, мог отказаться от возложенных на него обязанностей и заявить о своем несогласии. «Ваше требование… – писали члены оппозиции Ленину, – что мы должны всегда поддерживать политику Центрального комитета, с которой в основном не согласны, представляется нам неслыханным приказом, заставляющим действовать против наших убеждений». Это соответствовало большевистским стандартам того времени.
Опровергая утверждения о «неуступчивости» и «непримиримости» большевиков, Ленин предложил левым эсерам войти в правительство. Он вступил в следующую стадию борьбы за создание идеальной партии, которую начал в 1902 году с работы «Что делать?». В партийных рядах непозволительна такая роскошь, как личное мнение и терпимость к инакомыслящим. Действия оппозиционеров были не просто выражением инакомыслия, это было дезертирство: «Товарищи, сложившие с себя обязанности, являются дезертирами… Вспомните, товарищи, двое из этих дезертиров, Каменев и Зиновьев, уже перед восстанием в Петрограде показали себя дезертирами и штрейкбрехерами…»
[311]
Или им придется подчиниться, или они будут исключены из партии. Угадайте, как они поступили? Первым «приполз» Зиновьев, прикрывая свою покорность высокопарным заявлением: «Мы предпочитаем совершать ошибки вместе с миллионами рабочих и солдат и умирать вместе с ними, а не оставаться в стороне в этот решающий исторический момент».
Сам по себе этот случай ничем не отличался от прошлых и будущих наказаний, которым подвергал Ленин внутрипартийные оппозиции. Высшие ранги большевистской иерархии были своенравными и неуправляемыми. Если бы не железная рука Ленина, они бы в скором времени влились в нестройный хор а-ля меньшевики. Но до последних дней ленинская политика хранила отпечаток опыта, приобретенного им в октябре – ноябре 1917 года. Каменева и Зиновьева опять простили и назначили на высокие посты. Будучи русским революционным интеллигентом, Ленин никогда бы не отказался от тех, кто олицетворял для него прежнюю социал-демократию, от Каменева и Бухарина. При всей их вздорности, сомнениях и непрактичности они являлись для него частью социалистических традиций, которые должны были стать неотъемлемой частью большевизма. Ошибочно считать, что Ленин критиковал их за временное отступничество исходя исключительно из политических соображений. Он тяжело переживал разрыв с соратниками, взять хотя бы тех же Мартова и Плеханова. Однако он все больше поворачивался к людям грубым и здравомыслящим. Теперь его главными помощниками в практической деятельности были Сталин и Свердлов. Эти люди, не показывающие эмоций и не имеющие сомнений, не отказались от должностей. Они были созидателями, а не резонерами. Итак, в Советской России был сделан первый шаг на пути установления власти руководителя над интеллигенцией.
Очередное доказательство ненадежности старой большевистской гвардии только усилило страсть Ленина к «простому человеку», который не будет, как Луначарский, рыдать над уничтоженным памятником или, как Каменев и Бухарин, постоянно твердить о недемократической, несоциалистической стратегии партии. С первых дней прихода к власти Ленин не уставал повторять, что «впервые в русской истории человек с винтовкой не опасен»; замечание скорее мрачное, чем смешное, особенно на фоне непрекращающихся грабежей и убийств, совершаемых дезертирами. Да и Красная гвардия всегда была готова схватиться за оружие. Но рабочий с винтовкой превратился в его речах в символ пролетарской чистоты и мудрости одновременно. Лидеры пребывают в сомнениях, а «человек с винтовкой» «инстинктивно» понимает, в чем нуждается пролетарское государство. Он непримирим к буржуазии и временами проявляет преступные наклонности, но у него добрые намерения, а его «классовое чутье» заслуживает большего доверия, чем чувства Зиновьевых и Каменевых… А потом, словно проснувшись, Ленин будет требовать самых серьезных наказаний для «людей с винтовками», для неуправляемых рабочих и солдат, которые сеяли анархию и позорили социалистическое государство.
Странные парадоксы первых дней захвата власти отразились на руководстве и рабочем стиле председателя Совета народных комиссаров. Как и другие комиссары, Ленин какое-то время еще продолжал жить на частной квартире, но вскоре для удобства решил переехать туда, где располагалось правительство, в бывший институт благородных девиц, в Смольный. Квартира Владимира Ильича, как пишет его преданный помощник, должна была соответствовать следующим условиям: 1. Располагаться в непосредственной близости от его рабочего места. 2. Соответствовать требованиям конспиративной квартиры. 3. Быть удобной для проживания. 4. Иметь отдельный вход, которым мог бы пользоваться только Ленин.
[312]
Внушительный список необходимых условий!
На самом деле это была просторная пятикомнатная квартира на втором этаже с электрическим освещением, горячей и холодной водой. Те немногие, кто мог входить к Ленину в любое время, пользовались специальным лифтом. Новый правитель России был полностью удовлетворен этими скромными (по меркам Петрограда 1917 года они казались значительными) удобствами. Только у Ленина были ключи от квартиры и от входной двери (возможно, это было одним из необходимых условий конспирации). Несмотря на охрану, выставленную в коридоре у закрытой двери, посторонний человек не мог предположить, что за ней находится квартира вождя, а не один из многочисленных рабочих кабинетов правительства. Руководитель Советского государства жил так же, как перед октябрем… «в бегах».
Продовольственная проблема являлась лишним напоминанием, насколько ненадежной и примитивной была структура новой власти. Перед утренними заседаниями Совета комиссары получали стакан чаю и тонкий ломтик ржаного хлеба. Частенько их обед состоял из щей и хлеба. Это не было показным проявлением уравниловки. В Петрограде существовали проблемы с продовольствием. Бонч-Бруевич рассказывает сентиментальную, но, по всей видимости, правдивую историю. В Смольный пришел солдат, вероятно, один из тех многих, кто хотел услышать от самого Ленина, когда большевики, как они обещали, заключат мир и отпустят солдат по домам (удивительно, но многие солдаты не захотели дезертировать с фронта). его внимание привлекла огорченная девушка, которая посетовала на то, что несет Ленину на завтрак пустой чай. Нет ни хлеба, ни сыра. Без колебаний солдат достал из вещмешка кусок хлеба и протянул девушке. Рабочие и обычные просители, вспоминая свои встречи с Лениным в то время, с восторгом и удивлением рассказывают, как Ленин давал распоряжения накормить их в столовой Совета народных комиссаров. Это было не просто проявлением заботы Ленина к «простым людям», это был один из способов управления Россией в те отчаянные дни, возможностью показать массам, что среди хаоса и анархии правительство борется за лучшее будущее, что это их правительство.
