На самом деле причины, объясняющие неудачу, постигшую Белое движение, намного сложнее. Они относятся к той же совокупности причин, которая привела к уничтожению демократии в предоктябрьской России. На занятой белыми территории в период между февралем и октябрем 1917 года разыгрывался один из вариантов трагедии, охватившей Россию в целом: военный режим входил в противоречие с гражданскими властями; консерваторы ненавидели умеренных, а последние не могли сосуществовать с левыми антибольшевиками. Каждое из направлений предпринимало попытку создания демократического фронта на базе местной эсеровской организации того или иного толка. Затем, в силу несовместимости военных с несчастной партией эсеров, хилая структура разрушалась; военные видели в эсерах одну из основных причин трагедии России. Диктатура, вроде той, что была установлена в Сибири Колчаком, вскоре превратилась в посмешище; режим без политического обеспечения, с противоборствующими фракциями левых и консерваторов, вскоре разрушился сам, без военного вмешательства. Были правительства, во главе которых вставали люди, чьи имена вошли в анналы русской революционной истории, например Н. Чайковский, один из инициаторов «хождения в народ» в 1870-х годах. Но страдающей от голода, растерзанной, измученной стране не было никакого дела до знаменитых имен. Большевистская революция не оказала существенного влияния на социалистические партии: социалисты остались все теми же любителями бесконечных разговоров, с подозрением относящимися к военным и с еще большим подозрением друг к другу. В свою очередь обычный профессиональный военный не видел особого различия между этими людьми и большевиками и ненавидел всех политиков за непостоянство и неуверенность. Тот факт, что многие бывшие царские офицеры стали служить в Красной армии, нельзя относить только за счет принуждения или необходимости зарабатывать средства к существованию. Внимание военных привлекла предложенная Троцким «новая модель» армии, в которой на первый план выдвигались профессиональная компетентность и дисциплина.
Еще один, и, возможно, решающий фактор говорил в пользу большевиков: гибкая умелая политика в решении национального вопроса. К 1919—1920 годам знаменитая программа «национального самоопределения» была очищена от излишнего блеска. Самые проницательные увидели за независимостью и автономией на бумаге хорошо знакомую централизацию. Однако провозглашенное право каждой нации на автономию или, если она того пожелает, независимое политическое и культурное существование по-прежнему звучало очень привлекательно. Львиную долю доверия Ленин заслужил именно благодаря этой политике и ее успешному претворению в жизнь. С невероятным терпением Владимир Ильич объяснял соратникам необходимость проведения национальной политики, критиковал за необдуманные, чрезмерные проявления национализма и за стремление к централизации. его внимание было сосредоточено на решении основной задачи, заключающейся в укреплении советской власти. Ленин умел ждать. Он не отреагировал на потерю Финляндии и Польши. После краха Колчака в Сибири он предостерегал местных коммунистов от преждевременной советизации. Разумнее иметь «независимую» сибирскую республику, которая, как только великие державы прекратят вмешиваться в российские дела, спокойно присоединится к Советской России. Он был очень осмотрителен во всем, что касалось территориальных вопросов: ни шовинистических настроений, ни лихорадочного нетерпения.
Существовал резкий контраст между большевиками и их противниками. Ярким примером служит судьба генерала Антона Деникина, одного из наиболее успешных антибольшевистских лидеров. Деникин, в отличие от большинства большевистских лидеров, мог с полной уверенностью утверждать, что является выходцем из народа. его отец родился крепостным, а мать работала прислугой. Наполовину поляк, он вырос в Польше и по вполне понятной причине с особым вниманием относился к национальной проблеме России. Он отличился в войне и на передовой, и в штабе, и, что весьма необычно для генерала, был красноречивым оратором, человеком справедливым, отличающимся передовыми взглядами и высокими устремлениями.
Тем не менее Деникин был не в состоянии создать действенное антибольшевистское движение. Одна из причин его неудач заключается в неспособности руководить подчиненными. Как он сам признавал, кое-кто из его командующих, несмотря на запрет, позволял себе расстреливать заключенных, участвовать в антисемитских погромах, грабить крестьян на территориях, отвоеванных у красных. Но самое главное – правительство Деникина было не в состоянии справиться с национальной проблемой. Зона его действия, юг России и Северный Кавказ, представляла собой смесь национальностей, каждая из которых стремилась после революции к независимости и с подозрением относилась к белому правительству, никогда не скрывавшему своей великорусской направленности. Сам Деникин, как это часто случается с полукровками, был националистом, даже более страстным, чем чистокровные русские. Он не соглашался признать, хотя к 1919 году это был уже свершившийся факт, отделение Польши и Финляндии, заявляя (вероятно, с юридической точки зрения правильно, но с политической – глупо), что только открытое собрание России будет вправе санкционировать раздел империи. Вероятно, именно этот факт оказал важное значение в решении поляков сохранить нейтралитет.
Генералу приходилось иметь дело с требованиями о независимости со стороны украинцев, донских и кубанских казаков, крымских татар и жителей Северного Кавказа. его отношения с англичанами были отравлены страхами, вполне обоснованными, что союзники благосклонно относятся к требованиям грузин и других народов Кавказа обрести независимость. Более тонкий и хитрый политик воздержался бы от частых заявлений, что «Россия единая и неделимая», по крайней мере, до завершения главного дела – разгрома большевиков. Но Деникин был выразителем националистических настроений, отличавших русское офицерство. Этим он оттолкнул от себя даже таких союзников, как кубанские и донские казаки. Великорусский шовинизм белых дорого обошелся им и дома, и за рубежом. Деникин писал: «Из Парижа мы часто слышали: помощь союзников невелика, поскольку борьба Юга и Востока
[372] не популярна среди европейской демократии, чтобы добиться их расположения, необходимо сказать два слова: «Республика и Федерация», – таких обещаний мы никогда не давали».
[373]
Деникин упрямо повторял, что подобные требования означают иностранное вмешательство во внутренние дела России и что вопрос политического устройства России будут решать избранные представители, но только после освобождения страны. Ярким примером ограниченности Деникина служат сказанные им слова: «Никакие декларации и лозунги не могут изменить ход истории». Но чем, если не декларациями и лозунгами, были «Вся власть Советам!», «Земля крестьянам», «Право каждого народа избирать свое собственное правительство», которые смогли оказать влияние на ход русской революции и Гражданской войны?
Война была не только поединком армий и политиков, она являлась испытанием выносливости и моральной стойкости двух противоборствующих сторон. Лагерь белых был местом непрекращающихся интриг, личного соперничества и политических разногласий. Симптоматичен конец двух самых выдающихся лидеров Белого движения. После ликвидации режима военной диктатуры Колчак пренебрег возможностью спастись бегством и вернулся к чехам. Чехи, к тому времени уже уставшие от русского политического интриганства и стремящиеся домой, сдали Колчака в Иркутске. В 1920 году бывший «верховный правитель Российского государства» был расстрелян по постановлению Иркутского ВРК. В скором времени после этих событий офицеры обвинили Деникина в подрыве военного и морального духа Вооруженных сил Юга России, передали остатки армии под командование Врангеля и уплыли из России на британском судне. Спустя несколько месяцев белые потерпели в Крыму окончательное поражение.
