Но за этой атмосферой самонадеянности и всеобщего ликования ощущалось растущее разочарование масс в коммунистах. Было непонятно, как партия собирается решать национальный вопрос, проблему развития экономики и еще сотни других проблем, которые в реальной жизни разошлись с учением Маркса и их собственными идеалами и надеждами.
Ленин старался разрешить все сомнения и дать ответы на интересующие вопросы. «Как можно, начиная самую грандиозную из всех революций, заранее знать, как она закончится?» – спрашивал он сам себя, подготавливая съезд к блестящим парадоксам, которые следовали далее. Каждый отход от раннего идеализма и предреволюционных обещаний является результатом неудачного практического эксперимента. «Нам часто приходится менять стратегию таким образом, что стороннему наблюдателю это может показаться странным и непонятным». «Как это, – спросит он, – ещевчера вы давали обещания мелкой буржуазии, а сегодня Дзержинский говорит, что меньшевиков и левых эсеров надо поставить к стенке и расстрелять. Какое противоречие».
[391]
Действительно противоречие, и «поверхностный наблюдатель», несомненно, назовет объяснения Ленина казуистическими: большевики борются с буржуазией, а не с меньшевиками и эсерами, но если меньшевики и эсеры повернутся против большевиков, тогда, увы, стенка. Еще пару лет назад большинство делегатов выразили бы протест против этого притворства, но к тому моменту коммунисты уже усвоили урок политической терпимости; никто не возразил против циничного определения социалистических партий как «мелкобуржуазных», никто не вспомнил, что остатки партии Мартова по-прежнему преданы советской власти, несмотря на преследования и закрытие их газет.
Это был не цинизм, который Ленин стремился навязать своим сторонникам, но странное раздвоение его души. Каждому теперь было известно, и Ленин не мог заблуждаться на этот счет, что большевики осуществляют строжайшую политическую централизацию и что независимость, скажем, Украинской коммунистической партии в 1919 году не более чем фикция. Молодой большевик Пятаков имел наглость заявить, что черномазый должен называться черномазым, а в программе партии должно быть открыто заявлено, что коммунистические партии всех национальностей (украинцев, белорусов и остальных) должны подчиняться (российскому) ЦК. Коммунист, внесший такое предложение, должен застрелиться, сказал Ленин. Позиция, занятая Бухариным по национальному вопросу (он поддерживал Пятакова), вызвала одно из наиболее удачных высказываний Ленина: «Поскоблите русского коммуниста, и вы найдете русского шовиниста».
[392]
Несчастный Бухарин сказал только то, что заявляемое большевиками право наций на самоопределение должно быть изложено на бумаге так, как это происходит на практике, то есть право конкретного рабочего класса (или местных большевиков) управлять конкретной страной. Его, Бухарина, не заботит, хочет ли польская буржуазия независимости для Польши, он уважает исключительно желания польских рабочих. Опускаясь еще глубже в болото политического реализма, Бухарин заявил, что декларация независимости каждой национальности была, очевидно, тактическим маневром. Коммунисты не могли всерьез поверить, что «дикари и деревенщины» должны стать независимыми; это было сделано для того, чтобы сбить с толку британских империалистов. Подобная откровенность вызвала возмущенную отповедь Ленина.
Национальный вопрос наилучшим образом показывает непонятную работу ленинской мысли. Он искренне ненавидел проявления великорусского шовинизма и любил повторять, что поляки и финны намного культурнее русских. Царская политика по национальному вопросу вызывала у Ленина ненависть и презрение. Периодически его ярость обрушивалась на тех из его заместителей, которые пользовались такими же методами в отношении украинцев, грузин или башкир. Ленин знал, что лидер коммунистической партии и правительства Украины был болгарином по рождению, большинство чиновников были русскими и не говорили по-украински, любое движение к независимости со стороны национальности или местного отделения коммунистической партии мгновенно вызывало ответные меры со стороны Москвы. Несомненно, в его национальной политике был элемент хитрости. Несмотря ни на что, принцип «самоопределения» был достаточно привлекателен, чтобы помочь большевикам выиграть Гражданскую войну и приобрести сторонников и почитателей во всем колониальном мире.
Ленин верил, что абсолютно последователен в своих действиях. Он владел тайной «диалектики», которая давала ему возможность управлять партией, лавируя между доктринерским идеализмом и циничным удовольствием обладать властью ради власти.
Можно поспорить с этим заключением и увидеть во всех его маневрах не что иное, как хитроумно задуманный план с целью удержать власть и уверить массы в том, что советская власть это не только угнетение и тирания. Немного позже он сделает заявление, которое больше бы подошло Бисмарку, чем преданному ученику Маркса и Энгельса: «Главные проблемы в жизни народов решаются только с помощью силы».
[393]
Однако в любом случае нельзя не признать его огромный педагогический талант. Ленинский причудливый ход мысли передался его партии. Политика состоит не в том, чтобы в поисках ответа на тот или иной вопрос прибегать к помощи Маркса, и это не просто вопрос использования силы. Существует «диалектика»…
Таким же образом Ленин повел себя и в отношении крестьянского вопроса. Многие делегаты съезда были членами продовольственных отрядов, которые ездили по деревням, реквизируя у крестьян хлеб и зерно. Крестьяне неохотно делились излишками зерна, и, как считали коммунисты да и вообще горожане, виной тому была крестьянская жадность. На самом деле зачастую эти «излишки» были необходимы самим крестьянам, чтобы прокормить семью и скот. Кроме того, продовольственные отряды действовали грубо, что, естественно, вызывало недовольство крестьян. Однако по версии Ленина продовольственная кампания была направлена против небольшого класса зажиточных крестьян, кулаков. Ленин заявил, что в отношении бедных крестьян и середняков намерения большевиков самые дружеские: «Мы не допустим никаких принудительных мер в отношении среднего крестьянина».
Даже кулаков, заявлял Ленин, никто не терроризирует; просто большевики пресекают их «контрреволюционные попытки». Практически каждый делегат съезда знал по собственному опыту, что насильственное изъятие продуктов у крестьян сопровождалось изъятием собственности, избиением, расстрелами. Было непонятно, где проходит грань, отделяющая среднего крестьянина от кулака. «У меня две лошади и корова. Я середняк?» – спрашивал крестьянин у членов продовольственного отряда. Коммунисты, наставлял Ленин, должны изучать «историю крестьянства, занять такую позицию по отношению к бедным и богатым», чтобы объяснить мужику его классовое положение. Но продовольственные отряды действовали в деревнях с помощью винтовок, меньше всего задумываясь о классовом положении крестьян, облагаемых налогом.
