«Шпионы» и «саботажники», оставшиеся в живых, были выпущены на свободу, восстановлены в прежних должностях, в отдельных случаях их награждали и повышали в должностях. Партия гордилась способностью признавать собственные ошибки, восхищалась собственным великодушием и ожидала от потрясенных жертв и всего мира благодарности за свои деяния. Впоследствии все это будет отнесено к периоду сталинского культа личности. Но чтобы проследить истоки сталинизма, необходимо вернуться к истории Борисова, в те времена, когда инженер Борисов стараниями Ленина из так называемого «классового врага» превратился в ценного специалиста. А если государство уже не будет так отчаянно нуждаться в Борисовых, надо будет по-прежнему не обращать внимания на их классовую принадлежность? Нет, тогда это уже будет мелкобуржуазной, мещанской сентиментальностью, недостойной настоящего революционера.
Ленин всегда боролся с сентиментальностью, касалось ли это личных или общечеловеческих отношений. Он приходил в волнение, слушая музыку; она делала его чувствительным, неспособным на решительные поступки, что не соответствовало образу революционного героя. Из-за боязни показаться мягким и сентиментальным, он был безжалостен по отношению к старым друзьям, которые сбились с истинного пути. После Октябрьской революции Плеханов, уже очень больной, подвергался всяческим унижениям. Как-то в его дом ворвалась группа моряков, которые чуть не линчевали основателя русского марксизма. В конце концов он уехал с женой в Финляндию, где умер в мае 1918 года забытый всеми. Умирающий ветеран не представлял никакого интереса для партии, создателем которой он являлся. А ведь Ленин всегда считал его своим учителем. Уже в более поздний период в Советской России именем Плеханова были названы улицы и институты. Мартов (Ленин утверждал, что «любит» его) проявил невероятную преданность большевикам в период Гражданской войны. Даже Троцкий не скупился на похвалы, говоря о позиции Мартова во время русско-польской войны. Однако Ленин неизменно награждал старого друга оскорбительными эпитетами: «кретин», «милюковский лакей» и тому подобными. Никакая старая дружба не принимались в расчет, если речь шла о неподчинении. Ленин не относился к мстительным людям, но боялся приучить сторонников к терпимости. Большевики победили, потому что были твердокаменными, потому что преодолели присущую русским мягкость и беспечность. Но и теперь партия не должна расслабляться; они захватили власть, но пока они лишь крошечная часть в гуще русского народа. Как они смогут сохранить власть, если Мартовы, Плехановы и прочие опять внесут в их ряды сомнения и сантименты и превратят партию в вавилонское столпотворение?
Создатель новой России едва ли мог испытывать ностальгию по старым временам. Однако, внимательно изучая его статьи и корреспонденцию, можно заметить, что иногда его высказывания подозрительно напоминают приступы раскаяния и сожаления по добрым старым временам. Он весьма иронично комментирует Бунина. Великий писатель, находясь в изгнании, неоднократно повторяет: «Что они сделали с нашей Россией?» Однако, как всякий культурный человек, он не может не чувствовать определенную привлекательность старого мира. Во время последней болезни Владимир Ильич запоем читал сухановские «Записки о революции». И опять, несмотря на уничтожающую критику, книга вызывала у него острый интерес. Она возвращала его в лихорадочную атмосферу предоктябрьских дней, наполненных бесконечными дискуссиями, воззваниями и тому подобным. Обреченный мир, отброшенный на свалку истории, по прошествии времени казался удивительно притягательным. Да и кто после долгого, тесного общения со Сталиным и Дзержинским не вспомнил бы с ностальгической грустью Мартова и Потресова?
Конец Гражданской войны, нэп… Старый революционер постепенно погружается в решение текущих задач, связанных с управлением огромной страной, борется с антипартийными группировками, то и дело возникающими в партии, решает споры между своими влиятельными заместителями. Ему все реже удается заняться любимым делом, журналистикой. Во время Гражданской войны Ленину иногда удавалось черкнуть несколько строк для «Правды». Тон статей вызывал воспоминания о тех днях, когда перо было его единственным оружием и когда еще не было «непревзойденной ВЧК» и трехмиллионной Красной армии, способных подавить сопротивление противников. В ноябре 1918 года профессор Питирим Сорокин заявил о своем намерении уйти из политики, выйти из партии (эсеров) и посвятить себя научной деятельности. Главе государства едва ли стоило обращать на это внимание. Но для Ленина это была возможность вернуться в старое, доброе время: идеологический противник признается в своих ошибках и складывает оружие! Браво, профессор, пишет Ленин, «ценное признание Питирима Сорокина». Какой замечательный пример для интеллигенции: прекратить болтать о политике, о принципах и вернуться в лаборатории и библиотеки. Год или два Ленин пристально следил за Сорокиным. Чем он занят? Пишет о единстве и других проблемах, относящихся к сфере компетенции партии? В результате выдающийся ученый, бывший член Учредительного собрания, был вынужден уехать в Соединенные Штаты, где его теории вызывали раздражение или приводили в восторг только его академических коллег.
С 1920—1921 годов подобные развлечения стали большой редкостью. Возможно, в связи с ухудшением состояния здоровья, а может, он уже не испытывал прежнего интереса к борьбе, но Ленин становился все более раздражительным и быстро уставал. Но ни о какой «отставке» не могло идти речи. Он упорно шел против течения. Теперь ему приходилось экономить силы. Ленин с неодобрением наблюдал за основными аспектами советской жизни. его не устраивали тенденции в развитии культуры, однако государственные и партийные дела не оставляли времени для вмешательства в эту сферу деятельности. Будь он моложе и энергичнее, он бы не довольствовался руководством Россией из Москвы. Но сейчас Ленин считал, что не может надолго уезжать из Кремля: слишком много срочных дел требовало его непосредственного внимания. Теперь он даже отдыхал в пригородах столицы, хотя по состоянию здоровья ему бы лучше подошли климатические условия, к примеру, Крыма, где его преемники впоследствии отстроили роскошные резиденции. Горький в письмах из Швейцарии, упоминая о навязчивой идее Ленина оставаться в Москве, советовал ему: «Вы могли бы приехать сюда на месяц, чтобы отдохнуть от руководства старой экономической политикой (Горький непочтительно относился к нэпу). Я шучу. Знаю, что вы никуда не поедете».
[428]
Глава 2
Мир Коминтерна
Усталость, накопившаяся за последние годы, и постоянная погруженность в работу во многом объясняют характер еще одного детища Ленина, III Интернационала. В какой-то момент ему казалось, что гораздо важнее заложить фундамент международного коммунистического движения, чем завоевать Россию с помощью революции. Новый, III Интернационал должен был отказаться от губительных традиций своего предшественника. По мнению Ленина, III Интернационал должен был возглавить борьбу международного пролетариата за осуществление идеалов социализма. Пламя революции осветит отсталые колониальные страны, и мировая революция нанесет решающий удар по капиталистам Франции и Англии. Коммунистический опыт России привел к созданию нового мира и, при всех недостатках, вывел вперед отсталую страну.
