После смерти Маркса и краха «Народной воли» западные социалисты по-прежнему придерживались этой точки зрения. Энгельс, продолжатель дела Маркса, упрекал основателей русского марксизма за враждебность по отношению к народникам и раскол революционного движения. Такая позиция, с учетом снисходительного отношения к русским товарищам со стороны международного социалистического движения, была вполне понятна. Царская Россия являлась оплотом европейской реакции и старого порядка. Мир только извлек бы выгоду из крушения этой системы под натиском революции. Самое многообещающее революционное движение, своим возникновением обязанное народничеству, было в этой непонятной стране. А значит, народникам, при всей странности их взглядов, непонимании исторического материализма, следует продолжать работу. Кучка русских марксистов может подождать. Эта точка зрения, облеченная, естественно, в соответствующую форму и высказанная высоким стилем, раздосадовала русских последователей Маркса. Их положение не слишком отличалось от положения современных африканских и азиатских коммунистов, когда Москва советует им прекратить схватки по идейным соображениям и качаться на волне национализма и антиимпериализма. В каком-то смысле Энгельс и компания придерживались мнения вышеупомянутого петербургского полицейского чиновника, заявившего, что «лет через пятьдесят, может быть, кое-что и получится» у русских марксистов. Но к концу столетия и международным социалистам, и царскому правительству пришлось изменить мнение: «кое-что» у русских марксистов могло получиться намного раньше.
Молодым радикалам ленинского поколения больше не требовалось объяснять привлекательные стороны марксизма. Для них тема народничества исчерпала себя; с «хождением в народ» и эпизодическими террористическими актами было покончено. Из какой теории социализма и революции следовало исходить? Идеи Фурье, Сен-Симона и Бакунина потеряли свою актуальность. Одно время в радикальных кругах в моде был Прудон, известный французский социалист. Но в фатальный для России момент Прудон написал памфлет, в котором попытался доказать, что женщине свойственно занимать более низкое положение по сравнению с мужчиной. Место женщины на кухне, утверждал Прудон. Русские радикалы не смогли простить Прудону подобные высказывания. Полная эмансипация женщин и свержение самодержавия были наиглавнейшими задачами, стоящими перед русскими радикалами. Прудон был тем, кем был, – мелким французским буржуа, чей социализм заключался в протесте против любой власти, за исключением власти главы семейства.
Маркс выделялся из общей массы европейских социалистов. Даже серьезные противники марксизма не могли отрицать разумность его суждений по многим проблемам экономического развития, правильность его прогноза относительно наступления века крупного капитала, осознание им значимости научно-технического прогресса. Именно это здравомыслие особенно поражало Россию 90-х годов. В то время как по всей стране словно грибы вырастали фабрики, заводы и банки, народники продолжали бормотать о крестьянской общине и избавлении России от капитализма. Растущий капитализм дотянулся до деревни. Наиболее предприимчивые крестьяне, вероятно скопившие какие-то деньги, роптали на ограничения, наложенные общиной, в которой мир периодически перераспределял землю, решал, кому позволить уйти в город, одним словом, ограничивал частную инициативу. В то же время рост сельского населения вел к перенаселенности деревень. Эту проблему можно было решить только с помощью быстрой индустриализации и освоения целинных земель в Сибири и в подобных местах. Итак, под воздействием новых экономических рычагов община медленно сдавала свои позиции.
Пролетариат России в конце столетия не пользовался ни одной из тех привилегий, которые к тому времени отвоевал западноевропейский рабочий класс. Крайняя нищета и неуверенность в завтрашнем дне определяли жизнь русских рабочих в условиях самодержавия, а потому не было причины подвергать сомнению утверждение Маркса о том, что государство является исполнительным комитетом эксплуататорского класса. Именно поэтому кажущийся парадокс марксистского социализма был впервые продемонстрирован в России. Существовала доктрина, автор которой считал, что Россия по всей логике должна превратиться в развитую индустриальную страну. История демонстрировала не раз, что марксизм обладает особой способностью возбуждать умы и чувства общества, стоящего на пороге модернизации и индустриализации, или, говоря профессиональным языком, слаборазвитого государства.
Первое выступление Ленина в качестве политического полемиста продемонстрировало его зрелость и марксистскую эрудицию тем, для кого марксизм был не только удобным предлогом, позволяющим скрыть революционные чувства, а являлся неотъемлемой частью их веры, а таких было немало. В начале 1893 года в работе, изобиловавшей статистическими данными, Ленин набросился на народников за их нежелание видеть то, что творится перед их глазами. С появлением механизации на селе началось расслоение крестьянства. Нет смысла оплакивать примитивное крестьянское хозяйство и сетовать на введение механизации взамен ручного труда. Развитие капитализма в России позволило крестьянам жить «намного чище», чем прежде.
[92]
Таким образом, Ленин показал себя знатоком иносказаний Маркса: вы не можете просто сказать, что марксизм повысил уровень жизни крестьянина, отсюда «намного чище».
Книга Ленина «Кто такие «друзья народа» и как они борются с социал-демократами» целиком посвящена полемике с народниками. В ней он среди прочего бросает вызов выдающейся личности, народнику Михайловскому, и с негодованием отвергает требование народников разделить марксистское наследие. Эта работа двадцатичетырехлетнего молодого человека свидетельствует о зрелости Ленина. Теоретическая подготовленность перемешана в ней с ядовитыми оскорблениями: «поскребите «друзей народа», и вы обнаружите буржуя» (слово «буржуй» в русском языке звучит как оскорбление). Народники – «друзья народа» – претендовали стать наследниками марксизма, ничего не понимая в нем. Учение Карла Маркса – это не салонная игра и не очередная социальная утопия, это научное изложение капиталистических тенденций. Можно ухватить случайное высказывание Маркса и вытащить его из контекста (известное утверждение, что крестьянская община настоящий шип в боку русского марксизма), однако нельзя отрицать стройную логику его системы, согласно которой Россия, как Западная Европа, должна пройти все стадии социально-экономического развития.
Ранние труды Ленина говорят о его возросшем авторитете в радикальном движении. Его работы весьма убедительны; они поражают не риторическими излияниями, а своей логичностью и практицизмом. Кто сможет возразить, когда он говорит, что при всем уважении к крестьянину народники, предъявляя нереальные требования от имени народа, ничего не сделали, чтобы реально повысить уровень жизни крестьянских масс? Где образцовые хозяйства, где популярная агрономическая литература?
[93]
В облике молодого революционера уже проступают черты будущего вождя, сторонника научной организации труда, чьим культом станет производство. Все это в духе марксизма.
