Разработка грандиозных планов и идей на фоне непрекращающейся работы и мелких стычек определяли жизнь эмиграции. Ленин и его сотрудники жили в Мюнхене по поддельным паспортам, частично из опасения, что российские власти могут опознать их и заявить протест правительствам Германии и Баварии.
[106]
Другой и, вероятно, более важной причиной, по которой искровцы скрывались под чужими именами, была надежда, впрочем, тоже бессмысленная, что таким образом им удастся избежать ненужного общения; серьезную опасность представляла знаменитая русская общительность.
Большинство русских эмигрантов считали, что любой соотечественник является законной добычей для ведения бесконечных дискуссий. В Мюнхене было относительно немного русских, но, как во всяком культурном центре того времени, в нем находилась колония русских студентов. Смешно думать, что Ленина можно было принять за «герра Мейера» или Мартова и Потресова за кого-то другого, кроме как за тех, кем они являлись на самом деле, – представителей революционной интеллигенции.
Владимир Ильич понимал, что в такой критический момент, когда его детище еще только вставало на ноги, от него требовалось особое внимание. Ему катастрофически не хватало времени, и, в отличие от соотечественников, он меньше всего думал об устройстве быта. Один из сотрудников вспоминал, что Ленин начинал работу в девять утра, а заканчивал поздней ночью. Иногда его можно было затащить в кафе, расположенное по соседству, чтобы выпить кружку пива, но эта небольшая передышка, как правило, заканчивалась отнюдь не по-русски. Через полчаса он начинал ерзать, посматривать на часы и, наконец, объявлял: «Заканчивайте с пивом. Даю вам не больше двух минут». Он крайне редко обращал внимание на местных русских, являвшихся постоянными посетителями кафе, но мог, к примеру, влезть в дискуссию, затеянную эмигрантами, и, не доспорив, уйти; это Ленин, который обычно ввязывался в любой спор, касался ли он политики, литературы или каких-то других вещей, и доводил его до победного конца. Останься он до закрытия кафе, и спор бы продолжился дальше. Как можно было не пригласить кого-то из участников диспута домой или отправиться к нему на квартиру, для продолжения спора? Они были молоды, полны энергии и обожали споры. Их голоса, закаленные пением революционных песен, вызывали негодование соседей. Как надоели эти шумные иностранцы! Именно такую Россию имел в виду Борис Пастернак, когда писал в романе «Доктор Живаго»: «Они говорили в дороге, как могут говорить только русские». Ленина сильно раздражали эти бесконечные разговоры русских интеллигентов. Он много времени уделял работе, а если оставалось свободное время, то тратил его с большей пользой, на чтение или физические упражнения. Неженатый Мартов, томившийся одиночеством, скоро поддался соблазну и много времени проводил в кафе.
Независимость Ленина отчасти объясняется и постоянным присутствием членов семьи. Сестра Анна навестила его в Мюнхене, а в скором времени к нему приехала жена. Интересно, что Крупская по окончании административной ссылки спокойно получила заграничный паспорт и покинула Россию. Власти знали, что она едет к мужу, который сверх разрешенного срока засиделся за границей, занимаясь революционной деятельностью. Надежда Константиновна приехала в апреле 1901 года. С ее приездом жизнь Владимира Ильича заметно изменилась. В пригороде Мюнхена они сняли скромный домик. Надежда Константиновна занималась домашними делами, готовила, и теперь Ленину не надо было ходить в ненавистные кафе и рестораны. Это слегка отдалило его сотрудников, и Мартов уже не решался ежедневно забегать к ним для ведения пяти-шестичасовых бесед. Ленин по-прежнему нежно любил его, но катастрофически не хватало времени, поскольку Владимир Ильич работал над книгой, ставшей впоследствии настольной книгой большевиков, – «Что делать?». Если бы не удачное стечение обстоятельств, то ни отдаленность от города, ни Надины намеки не повлияли бы на ежедневные визиты Мартова. Но тут в Мюнхен с семьей приехала Лидия Дан, еще один друг Мартова. Для старого холостяка семья Дан имела огромное преимущество перед семьей Ульяновых: у них был ребенок, и Мартов фактически переселился к ним.
Крупская не только охраняла личную жизнь Ленина, не позволяя нарушать его уединение. Она стала секретарем «Искры» и постепенно взяла на себя организацию ее отправки в Россию и связи с распространителями газеты внутри страны. Связям с родиной Ленин придавал огромное значение; ведь основная функция газеты заключалась в том, чтобы сформировать основу партийной организации, и Ленин, желая победить, стремился сохранить преданность людей, занимающихся столь опасной работой. За границей всегда имелась опасность потерять связь с Россией, с людьми и событиями, и превратиться в одного из тех коллег по редакционной работе, которые знали революционную борьбу только по названию. Отсюда понятно его желание уделять внимание скучной, отнимающей много времени административной работе.
Отправка «Искры» в империю причиняла постоянные волнения. Доверенные люди, легально возвращающиеся в Россию, везли газеты в чемоданах с двойным дном (в 1895 году Ленин сам так же ввозил в Россию запрещенную литературу). Кроме того, осуществляли контрабандный ввоз через пограничные посты в Галиции и Пруссии. Иногда, используя связи в международном рабочем движении, газету доставляли на судах, швартующихся в Одессе или других портах Черного моря. Никогда не было полной уверенности, что газеты будут доставлены и их удастся распространить.
К концу 1901 года вышло в свет тринадцать номеров газеты, но с распространением на родине возникали огромные трудности. Искровских агентов было немного, и каждый из них занимался получением и распространением газет, репортерской деятельностью, а иногда и сбором денежных средств. Такое количество функциональных обязанностей, конечно, увеличивало степень опасности. Полицейские архивы дают ясное представление о прекрасной осведомленности царской полиции; ей были известны многие искровские агенты и главные точки распространения. Частые аресты подрывали работу сети распространителей. Копии писем Ленина и Крупской попадали в полицию; «невидимые» чернила и довольно дилетантские шифры не могли сбить полицию со следа. «Искру» распространяли на фабриках и заводах, разбрасывали с галерки во время спектаклей. Многие агенты попросту увиливали от такой опасной работы, а поэтому удавалось распространить далеко не все полученные экземпляры газет. Эта раздражающая неизвестность звучит в письмах Ленина; газета, на которую затрачено столько усилий, зависит от любой случайности. Некоторых корреспондентов Ленин ругал за пассивность: «Вы только распространяете «Искру» или все-таки еще пытаетесь объединить рабочих», – писал Ленин одному из агентов. Какой-то агент оказался подлецом. Он собирал деньги для «Искры», а затем использовал их для издания собственного журнала с уклоном в экономизм. Ему объяснили, что он обязан вернуть деньги.
[107]
