В Стокгольме собрались все знаменитости, за исключением Мартова и Троцкого, дожидавшегося решения суда в отношении его деятельности в Петербургском Совете. Большевики были в меньшинстве. Из ста двенадцати делегатов, имеющих право голоса, Ленин мог рассчитывать примерно на сорок шесть. Владимир Ильич активно отстаивал права представляемого им меньшинства. По свидетельству очевидца, Ленин, выступая на заседании, заявил, что «наблюдается грубое издевательство и оскорбление большинством прав меньшинства». Председатель прервал его, но Ленин продолжил: «Я повторяю, предпринимается попытка лишить меньшинство прав, полагающихся ему по Уставу».
[161]
Ленин знал выход из создавшейся ситуации.
Это был уже не тот Ленин, которым управляли эмоции во время дебатов с Мартовым в 1903 году. Теперь он стал осмотрительным и непреклонным, но его противникам не дано было этого понять. Временами он председательствовал на заседаниях, соблюдая приличия и беспристрастно наблюдая за происходящим. Временами что-то происходило с ним, и он превращался в безумного фанатика. «Я разговаривал с товарищем Лениным… – рассказывал один из меньшевистских ораторов, – когда из зала, где проходили дискуссии, выбежал Луначарский, взволнованно крича, что «они не хотят вставлять слово «революционер». Ленин с Луначарским бросились обратно в зал и подняли руки, голосуя за вставку слова «революционер», хотя Ленин не имел ни малейшего понятия, куда и зачем следовало вставлять это слово».
[162]
Страстность Ленина оказывала завораживающее воздействие не только на большевиков, но и на их противников. Они все были революционерами, и человек, который хотел вставить слово «революционер» в любое заявление, не мог быть исключен из партии воинствующего марксизма. Итак, хотя Ленин не имел необходимого числа голосов (в отличие от Плеханова и меньшевика Федора Дана), он, благодаря любезности соперников, был избран в президиум съезда. Каждого, кто ознакомился с протоколами, в первую очередь поражает тот факт, что Ленин, будучи в меньшинстве, стал на съезде ключевой фигурой. Лидеры противной стороны были больше всего озабочены тем, как доказать его несостоятельность, объявить его точку зрения немарксистской. Большевики, естественно, были преисполнены гордости за своего лидера. Один из большевиков сказал, что Плеханов исчерпал себя, заявив следующее: «Товарищи, по всем вопросам голосуем против Ленина». Действительно, Ленин впервые затмил всех; уважаемые ветераны Плеханов и Аксельрод, меньшевики Дан и Мартов оказались всего лишь на вторых ролях в этой драме. Как все обернулось!
Съезд проходил в атмосфере острейшей борьбы, споров и ссор. Почти на каждом заседании случались разного рода инциденты. То председатель прерывал оратора за оскорбительное обращение к одному из делегатов, то какой-то меньшевик, вскакивая, привлекал всеобщее внимание такой фразой: «Я хочу заявить, что товарищ Ленин и его соратники собирают агитационные материалы, направленные против решений съезда, мешают работе съезда, что особенно нежелательно ввиду недостатка времени». Большевики возмутились, что нарушаются их права. Плеханов, как обычно, шутил, демонстрировал эрудицию, правда не всегда удачно: «Еще Пифагор установил, что три больше двух». Даже не верится, что некоторые из этих людей вскоре захватят бразды правления в огромной стране и примутся за формирование самого дисциплинированного и одного из наиболее действенных правящих классов в мире!
Весьма символично и то, что даже на тонущем судне русские социалисты продолжали энергично спорить о стратегии своей партии в отношении крестьянства. Аграрный вопрос больше других занимал внимание IV съезда и вызывал самые ожесточенные споры. От учителя марксисты не могли получить много сведений о том, что делать с крестьянином, поскольку в системе Карла Маркса крестьянин не просматривался поблизости от страны, созревшей для социализма. Крестьянин должен был исчезнуть вместе с ремесленником, мелким предпринимателем и им подобными, уступив место огромным, оборудованным по последнему слову техники хозяйствам, которые социалистическое государство должно было конфисковать так же легко, без особой суеты, как тяжелую промышленность и банки. Капитализм сделал из мелкого фермера наемного работника или отправил его в город, где он превратился в пролетария.
Хорошо английским марксистам, которым не надо было думать об огромной массе крестьян. А вот что было делать русским социалистам? Ждать десятки, сотни лет, пока капитализм не создаст в русской деревне такую же ситуацию, как в Англии? Или рассказать крестьянину, русскому крестьянину, жаждущему земли, своей собственной и как можно больше, чье существование и все надежды связаны только с землей, что когда они победят, то сделают из крестьянина наемного работника в государственном хозяйстве? Тогда можно забыть о революции и социализме в России. Крестьянин (позвольте повториться, большинство солдат были крестьянами) будет бороться не на жизнь, а на смерть с каждым, кто попытается отобрать его землю и сделать из него наемного работника.
Все русские марксисты стремились в собственных интересах использовать недовольство крестьян, чтобы вовлечь их в революционную борьбу. Однако они не могли откровенно объяснить крестьянам, что ждет их в будущем, после окончательной победы марксизма.
Ленин долгое время размышлял над этой проблемой. Еще в 1896-м или 1897 году он придумал остроумное решение, как получить поддержку со стороны крестьян. В 1861 году в период отмены крепостного права часть крестьянской земли перешла помещикам. Кроме того, у помещиков осталась большая часть общественных земель, выгонов и лесов. В результате крестьянин по-прежнему зависел от помещика, что являлось причиной его постоянного недовольства. Чтобы получить право на выпас, крестьянину часто приходилось наниматься к помещику. Ленин считал, что социал-демократы должны пообещать крестьянину возврат «отрезанной» земли и сделать его центральной фигурой аграрной программы партии.
А теперь подумайте, кто это будет в 1906 году выяснять, сколько и у кого было «отрезано» земли в 1862-м или 1863 году? За сорок лет изменилось многое, и в ряде случаев на той территории, где раньше были крестьянские хозяйства и усадьбы помещиков, раскинулись города. Ленин, конечно, не думал всерьез вернуть «отрезанные» земли. Это был всего лишь агитационный лозунг, открывавший огромные возможности.
События 1905-го и 1906 годов ясно показали, что крестьянин хочет получить как можно больше земли, и не важно, принадлежит ли она государству, церкви или помещику. Его не устроит тот маленький участок, который граф X получил в наследство от умершего дедушки, «отрезавшего» клочок земли в 1861 году. Волнения в городах пошли на убыль. Деятельность Советов приостановилась. А деревня упорно не сдавала позиций, и это была огромная возможность для продолжения революции.
В Стокгольме социал-демократы столкнулись с неприятной задачей: пообещать крестьянину то, во что никто из них на самом деле не верил, а именно столько земли, сколько будет угодно крестьянской душе. Обе партии, и большевики и меньшевики, оказались перед дилеммой, как согласовать свои действия с марксистской совестью. Иными словами, как убедить мужика, что революция предоставит ему большее количество земли без (боже упаси!) упразднения отдельных крестьянских хозяйств и отмены частной собственности? Съезд решил, что простейший путь к сердцу крестьянина лежит через обещание, что во время революции социалисты конфискуют помещичьи, церковные и другие земли и вернут их крестьянским коммунам и хозяйствам. Надо сказать, что обе стороны стремились придумать, как убедить крестьянина, что все это произойдет, однако скрывая от него по возможности дольше истинный план, связанный с собственностью на землю. Хитроумные планы меньшевиков и Ленина могут быть сравнимы только с утонченностью взаимной критики представленных планов и, конечно, с хитростью русского крестьянина, который по-прежнему не доверял марксистам всех мастей, пока события 1917 года не отдали его в их руки.
