Ленин отстаивал программу национализации земли. Права на всю землю переходят государству (народу, сказал Ленин, скрывая суть вопроса). Крестьяне получат землю, это справедливо, и будут восстановлены в своих правах; конфискации будут подлежать только земли помещиков, капиталистов и им подобных. Меньшевики закричали, что, во-первых, это не по-марксистски, а во-вторых, это только отдалит крестьян. Не по-марксистски, поскольку «мы» знаем, что государство после следующей революции окажется в руках либеральной буржуазии, а не социалистов, и они будут использовать национализацию земли для поддержания частной собственности. Почему это отдалит крестьян? А потому (этот довод вступает в противоречие с предыдущим, но о какой логике может идти речь в подобных спорах), что крестьяне поймут: национализация угрожает и их личной собственности! Теперь товарищ Ленин хочет национализировать крестьянские земли. Отличный способ внушить крестьянам доверие к социал-демократам.
Меньшевики выдвинули свое предложение «муниципализации» земли, то есть передачи помещичьих земель в распоряжение местных органов самоуправления или земств (муниципалитетов), а не государства. Теперь пришла очередь большевиков выступить с язвительной критикой предложенной программы: «Крестьяне никогда не пойдут на это». Кто будет руководить этими муниципалитетами? Буржуазия. Разве она будет заинтересована действовать в угоду социализму? Конечно нет. Так что предложенная меньшевиками «муниципализация» вредна и ошибочна и по политическим, и по идеологическим соображениям.
Не буду отнимать драгоценное время читателя, останавливаясь на всех вариантах, которые обсуждались во время этой бесконечной дискуссии по аграрному вопросу. Приведу пример только одного выступления. Делегат с Кавказа продемонстрировал удивительное здравомыслие, заявив, что крестьяне не хотят ни муниципализации, ни национализации, им просто нужна земля. Если социалисты хотят объединиться с революционным крестьянством, они должны объявить о распределении земли между крестьянами без условий и оговорок. Этим делегатом был молодой Сталин. Многим он в то время, должно быть, казался невеждой, неспособным разобраться в тонкостях марксистской диалектики.
[163]
Дебаты по аграрному вопросу были напрямую связаны с другой, столь же важной проблемой. Какой должна быть следующая революция в России? Какой она будет носить характер? Что по этому вопросу говорил Маркс? Только промышленная страна, где большую часть составляет городское население, готова к социалистической революции. Русские марксисты оказались в затруднительном положении. Они жаждали начать революцию уже завтра, а послезавтра оказаться в социализме. Но доктрина была тверда и непреклонна. В 1906 году Россия была так же не готова к революции, как любая крестьянская страна, ну, может, была в лучшем положении, чем, скажем, Гватемала или Китай. Если следовать каждой букве доктрины учителя, то можно еще долгие годы ждать прихода социализма. Сначала придется пройти через чистилище буржуазно-капиталистического государства, что-то наподобие современной Франции или Германии. Затем обострение социальных конфликтов, рост рабочего класса, и только после этого, спустя десятилетия, Россия будет готова к социалистической революции.
Можно с уверенностью сказать, что, если бы русские марксисты безоговорочно приняли марксистское учение, ни один из них не вступил бы на трудный путь революционера. Они бы не жертвовали жизнью, не сидели бы в тюрьмах, не отправлялись в изгнание только для того, чтобы их страна стала просто конституционной монархией или буржуазной республикой, то есть тем, что они ненавидели едва ли не больше, чем родной абсолютизм и бюрократию. Для них демократия и парламентаризм не являлись конечной целью; они торопили приход социализма. Все социалисты, как народник Желябов, стремились «подтолкнуть историю», чтобы при жизни увидеть социалистическую революцию. Ради этого они жили и умирали, а не только для того, чтобы подготовить условия для будущих поколений.
Почему русская история не могла перескочить стадию марксистской схемы? В 1905 году этим вопросом начал задаваться Троцкий. При участии русско-немецкого социалиста Парвуса Троцкий в общих чертах описал свою знаменитую теорию «перманентной революции».
[164]
Хотя это была теория Троцкого и «толстячка» Парвуса (так нежно называли его товарищи социал-демократы), не будет преувеличением сказать, что она выражала надежды и чаяния других марксистов. Суть теории заключалась в следующем. Средний класс в России слишком слаб и труслив, чтобы совершить буржуазно-демократическую революцию. Как показали события 1905 года, русский пролетариат, несмотря на малочисленность, обладает сильным революционным духом и твердостью и способен добиться демократических свобод и конституции. Но разве, одержав эту победу, рабочий класс захочет, чтобы плодами его героизма воспользовалась плутократия и бюрократия, а он десятилетиями будет терпеть эксплуатацию и парламентские игры? Конечно нет. Незаметно демократическая революция сольется с классовой борьбой, из которой победителем выйдет социализм.
Как большевики, так и меньшевики высмеяли теорию Троцкого и подвергли ее нападкам. Этот самонадеянный молодой человек считает, что может усовершенствовать теорию Маркса. Никто не решился открыто поддержать Троцкого. Только в 1917 году большевики создали свою версию перманентной революции, а затем стали мучиться в отношении марксистских стадий развития.
Вне всякого сомнения, в 1906 году Ленин в душе страстно желал полной, окончательной революции. На фоне ссылок на Маркса, выказывания уважения его историческим предвидениям явственно просматривается нетерпеливое стремление Ленина мчаться через разрушительную борьбу к блестящей победе революции. Ленин прежде всего за демократическую республику. Она только усилит классовую борьбу. «После полной победы демократической революции мелкий собственник неминуемо ополчится на пролетариат, и сделает это раньше их общих врагов, капиталистов, помещиков, банкиров».
[165]
В этом бешеное нетерпение, неумение сделать передышку, дикое наслаждение от продолжающейся борьбы и страданий, которые должна будет вынести Россия. Это один из тех моментов, когда термин «марксизм» с его стадиями, предостережениями, демократичной фразеологией плохо подходит Ленину. Нет исторических этапов, есть только враги, которых следует уничтожать одного за другим. Сначала самодержавие, потом капиталистов и так далее.
Но это не марксизм, кричали Плеханов и меньшевики. Ленин возвращается к плану захвата государства меньшинством, к той идее, за которую он и социал-демократы порицали Нечаева и Ткачева, называя ее безумной мечтой! «Революция должна довести нас до цели», – одержимо повторял Ленин. В 1906 году эта цель просматривалась весьма смутно. Как мог он, лидер меньшинства партии, бывшей на вторых ролях в политической жизни России, сознаться себе или другим, что «целью» являются полномочия большевиков? Это важный психологический шаг на пути к 1917 году, к реализации того, что являлось окончательной целью революции.
