В Куоккале (в полутора часах езды от Петербурга) Ленин размышлял над новым поворотом событий. Впоследствии он отдаст должное политике Столыпина, правда весьма сдержанно. Ленин всегда признавал сильные стороны своих врагов. Кадеты, меньшевики, обычные царские бюрократы вызывали его презрение в силу их видимой нерешительности и непостоянства. Ленин с уважением говорил о врагах, которые не сдавали позиций, как это делали Столыпин или германская военная машина в 1917 году. В конце 1906-го и в начале следующего года было еще слишком рано с уверенностью говорить о том, что на данный момент утерян шанс и в ближайшие десять лет уже не появится благоприятной возможности начать революцию. Царизм повел яростное наступление на революцию. Столыпинские военно-полевые суды превзошли по строгости наказания карательные операции, проводимые годом раньше. Тогда правительство действовало довольно бессистемно: в одних районах с безумной жестокостью, в других довольно вяло. Теперь за первые шесть месяцев с момента учреждения суды вынесли тысячу сорок два смертных приговора.
[173]
Петля на виселице получила название «столыпинского галстука». Продолжались террористические акты эсеров, а также «партизанские действия» и экспроприация – большевистский вариант террора. Постепенно стало ясно, что правительство одержит верх. В 1905 году забастовочное движение переросло в революцию. В 1906 году, несмотря на продолжающиеся революционные выступления, участие в них принимало уже только сорок процентов от числа участников прошлого года. Революция была подавлена, но не уничтожена.
Дача Ваза в Куоккале стала для большевиков центром конспиративной работы. Здесь Ленин проводил совещания с ближайшими помощниками, Красиным и Богдановым, принимал представителей большевистских организаций со всех концов России, выслушивая их сообщения и отдавая распоряжения. Здесь подготавливали заговор, направленный в первую очередь против правительства, а во вторую – против меньшевиков. Большевистский центр нагло игнорировал решение Стокгольмского съезда о запрете фракционной деятельности. Здесь Ленин вел активную подготовку к очередному съезду партии, где (он был уверен в этом) большевики вернут себе большинство и управление центральными органами. Продолжались столкновения с меньшевиками: по стратегии, связанной с выборами в новую Думу, по вооруженным грабежам, которым, несмотря на запрет Стокгольмского съезда, потворствовали большевики, по финансовым вопросам и так далее. Очередной скандал вспыхнул на конференции социал-демократической организации, проходившей в Санкт-Петербурге в январе 1907 года. После взаимных обвинений меньшевистские делегаты в гневе покинули конференцию. Ленин был в восторге. В брошюре «Выборы в Петербурге и лицемерие 31 меньшевика» он обвиняет меньшевиков во всех мыслимых и немыслимых грехах и в преднамеренном предательстве. Оскорбленные меньшевики привлекли Ленина к партийному суду. Слегка наивно, но с привычной для него осмотрительностью он откровенно сообщил о своей «макиавеллиевской» политике. Да, его долг приводить в замешательство и очернять меньшевиков. Только так можно защитить рабочих от кадетов, которых меньшевики собираются поддерживать на выборах. Было абсолютно ясно, что никакой партийный суд не сможет сдержать этого человека, высмеивающего партийную дисциплину, хотя она была его собственным детищем.
Теперь, несмотря на растущее недовольство со стороны наиболее воинственно настроенных сторонников, Ленин принял участие в выборах. Он просматривал различные варианты сотрудничества в период выборов с левыми партиями, в особенности с эсерами и трудовиками. Как обычно, призывы к объединению соседствовали с поношением предполагаемых союзников. Никому из большевиков не приходило в голову считать эти партии революционными. Даже эсеры являлись представителями мелкой буржуазии. Лишь спустя многие годы Ленин нашел удачную фразу, выражающую его чувства относительно сходства между большевиками и другими политическими организациями. Обращаясь после Первой мировой войны к британским коммунистам, Ленин советует им поддержать британских социалистических лидеров таким же манером, как петля поддерживает висельника. Политические альянсы всегда были одной из навязчивых идей коммунистов. Вы объединяетесь с партией X, чтобы одержать победу над общим врагом, партией Y. Одновременно вы разоблачаете партию X, указывая на недостаточную храбрость и малодушие ее лидеров. Но что будет, если «массы», поверив в этот союз, станут думать об X как о настоящей пролетарской партии? Что будет, если ваши люди окажутся на дружеской ноге с эсерами и забудут об их мелкобуржуазном происхождении? Что, если?.. Это бесконечное метание из стороны в сторону в политическом кошмаре, вероятно, является причиной того, что коммунистическая олигархия была самой несчастливой за всю историю правящих классов. Даже капиталисты имели больше возможностей, чтобы расслабиться и наслаждаться жизнью.
Посетители дачи Ваза часто задавались вопросом, остается ли у Ленина хоть какое-то время на сон. Днями напролет он беседовал с партийными работниками, ночами писал язвительные статьи, которые подобно бомбам обрушивались на голову меньшевиков и собственных сторонников. Но внешне Владимир Ильич сохранял самообладание и строго следовал традиционному русскому гостеприимству. Независимо от ранга посетителя Ленин, как бы ни был занят, поил его чаем и, если в этом была необходимость, устраивал на ночь. Простота в обращении и искренняя заинтересованность судьбами людей сослужили ему хорошую службу. Он умел так подойти к людям, его речь была проникнута такой искренней любовью и вниманием к рабочим, что простые люди безгранично верили в Ленина. Они так никогда и не смогли поверить, что этот простой, скромный человек был виновен в интригах и подлостях, в которых его обвиняли.
Пожалуй, никогда он не работал так много и напряженно, как в тот год на даче в Финляндии. его жена ежедневно ездила в Петербург, доставляя Ленину почту и газеты, а иногда оставалась там на несколько дней. Поразительно, что даже в условиях строжайшей конспирации Ленин всегда находился в окружении домашних. В Куоккале он время от времени наслаждался обществом сестры Марии и тещи. Непонятно, насколько искренне он верил в то, что полиция не знает о его местонахождении. Крупская писала: «Живущие здесь люди были раньше эсерами, теми, кто изготавливал бомбы». Революционеры уверенно чувствовали себя в Финляндии, и не стоило даже думать о сохранении какой-либо тайны. Они, как и прежде, обожали «заглянуть на огонек». Как-то Надежда Константиновна окольными путями, чтобы избавиться от полиции, вернулась домой только для того, чтобы найти там семнадцать большевиков, требующих еды и питья. В далеком Берлине большевистским агентом был доктор Яков Житомирский. Он также работал на полицию и неоднократно обращал ее внимание на конспиративную дачу в Куоккале, где жил Ленин. Но как мы уже говорили, определенная система ограничений не всегда позволяла арестовывать революционных лидеров. Многие агенты, вероятно, терялись в догадках, почему эти проклятые радикалы разрабатывают планы, устраивают заговоры, скрываются, в то время как точно известно их местонахождение. Но в какой-то момент возросла угроза ареста, и, как довольно-таки оригинально отмечает Крупская, «полиция становилась все более и более наглой». Спустя какое-то время (Ленин уже жил на Западе) Столыпин, уставший от революционеров, регулярно вдыхавших бодрящий воздух Финляндии, присоединил к России близлежащие к Петербургу финские территории.
