Очередной съезд социал-демократов – третий за три года! В мае 1907 года в Лондон с Кавказа, из Сибири, Финляндии, Польши хлынули сотни большевиков и меньшевиков, бундистов и представителей других партий, чтобы продолжить ожесточенные споры. Они прекратили партизанские действия, производство бомб и агитацию среди рабочих ради того, чтобы вновь погрузиться в бесконечные дискуссии. Ранее им не удалось прийти к общему мнению, по всей видимости, и здесь у них не было шанса достигнуть договоренности. Независимо от того, какой на данный момент была позиция Ленина, а мы видели, что она постоянно менялась, он настаивал на проведении единственно верной большевистской линии в революции, опираясь на учение Маркса. Все, оказавшиеся справа, были «оппортунистами», слева – «авантюристами» и «анархистами».
Несчастные меньшевики! Когда немарксистский историк наблюдал за тем, как их заставили отправиться «на свалку истории», появился непреодолимый соблазн подтолкнуть их, предостеречь, шепнуть совет. Почему в Стокгольме, будучи в большинстве, они не выгнали Ленина и его «фалангу»? Почему не порвали с большевиками в мае 1907 года в Лондоне, когда даже самому бестолковому было ясно, что Ленин не соблюдает стокгольмских договоренностей и никогда не согласится на сплочение партии, кроме как на собственных условиях? Большевики пострадали бы в обоих случаях: они лишились бы влияния дома и были бы опозорены в глазах международного социалистического движения.
Но для меньшевиков Ленин стал неким конгломератом власяницы, «божьего наказания» и шалуна, который показывает язык, когда вы поворачиваетесь к нему спиной. Ненависть к Ленину объединяла меньшевистских лидеров. Он был им просто необходим. Такие разные люди, как Плеханов, Троцкий и Мартов, осуждая общего врага и возмутителя спокойствия, могли на этой основе достигнуть временного соглашения.
Бешенство, которое Ленин вызывал у своих противников, выразилось в выступлении одного из меньшевистских ораторов: «Вы (большевики) не можете говорить прямо, поскольку, заговори вы простым языком, сразу же вскрылись бы противоречия ваших мыслей и позиций. Язык, правильная речь, логика падают жертвами той неразберихи, которая управляет вашими взглядами… Вы были против участия в Думе, теперь ваши представители заседают в ней».
[174]
И хотя среди меньшевиков не наблюдалось никакого Ленина, у них было не меньше беспорядка, чем у большевиков. Действительно ли они были за мирный, парламентский путь к свободе России? Не совсем. Тот же оратор (а им был Дан) называет идею возрождения России с помощью парламентских методов «парламентским идиотизмом». Русские социалисты всегда отличались редкостным безрассудством. Они не понимали разумной храбрости, не могли раз и навсегда отказаться от идеи кровавых актов насилия как основного средства политического спасения. В Стокгольме ближе всех к осознанию этой мысли подошел Акимов, но теперь его имя превратилось в синоним малодушия. Меньшевики оказались на одном уровне с Акимовым, говорили большевики.
Проведение Лондонского съезда продемонстрировало высокое организаторское мастерство его устроителей. Трудно поверить, что запрещенная партия могла собрать в столице иностранного государства более трехсот делегатов. Здесь были представлены не только враждующие фракции русского марксизма, но и к этому моменту полноправные участники, а не гости, как это было в Стокгольме, в лице польских социал-демократов, еврейского Бунда и латвийских социалистов. Как было объявлено, на тот момент партия насчитывала сто пятьдесят тысяч человек, но это было явным преувеличением.
[175]
На первый взгляд наиболее внушительное доказательство силы марксистского движения на территории царской России было вызвано настойчивостью большевиков. Ленин надеялся полностью изменить стокгольмский вердикт и добиться принятия своих решений. его материальные ресурсы, результат экспроприации и манипуляций с партийными фондами, давали возможность добиться небольшого преимущества над меньшевиками. Ему удалось уговорить кое-кого из нерусских социалистов, но основное большинство ускользнуло от него. Потребовалось пять лет, чтобы Ленин осознал, что не может захватить русскую социал-демократию в целом, а должен выращивать своих людей, большевиков.
Подавляющим числом голосов съезд осудил партизанскую деятельность и экспроприацию. Вряд ли является секретом (доказательством служит масса свидетельств, приведенных в работах Ленина), что большевики поддерживали и готовили такие акции, получая хорошую прибыль. Даже в тех случаях, когда подобные акции приводили к убийству, что Ленин никогда не одобрял, их нельзя было сравнивать с массовым террором.
[176]
Нельзя сказать, что у большевиков были «чистые руки». Некоторые бомбы, использованные в террористических актах против царских чиновников, в том числе и при попытке покушения на жизнь Столыпина в августе 1906 года, были изготовлены в лабораториях Красина. Меньшевики больше всего боялись, как к их действиям отнесутся социалисты за границей.
Не скомпрометирует ли группа, одобряющая грабежи и убийства, если это станет общеизвестно, всю русскую социал-демократию в глазах международного социалистического движения и сочувствующих? Согласно резолюции, принятой подавляющим числом голосов, запрещались партизанская деятельность, экспроприация и любые формы борьбы, ведущие к расколу партии. Подобные действия приносят страдания невинным людям, деморализуют и отталкивают народные массы, короче, наносят вред делу социализма. Члены партии, виновные в них, должны быть изгнаны из партийных рядов. В таком случае, наивно заявил один из делегатов, придется выгнать «много ведущих членов партии». Кто бы это мог быть? Запинаясь, Мартов, автор резолюции, объяснил, что резолюция не относится к действиям, совершенным в прошлом. Надеясь на чудо, меньшевики отчаянно верили, что Ленин, Красин и остальные признают себя виновными и откажутся от немарксистской, анархистской политики.
Даже после объяснения Мартова Ленин и еще тридцать четыре делегата проголосовали против принятия резолюции. Многим большевикам не нравились рискованные предприятия, поощряемые их лидером, и они не видели особого различия между массовым и индивидуальным террором. Но исходя из корпоративных чувств они воздержались от голосования.
[177]
Но до решения проблемы было еще далеко. В июне 1907 года большевики совершили печально известную экспроприацию. В течение многих лет этот случай не давал покоя Ленину и стал, как мы поймем, в период между 1908 годом и Первой мировой войной одним из наиболее скандальных и мучительных воспоминаний для большевиков.
