Впечатляюще, не правда ли? Впрочем, отношение Хайнлайна к происходящему понять можно: человеку, привыкшему пропускать через себя большие объемы разнообразных новостей и комментариев, было физически больно оказаться в информационном вакууме, питаясь обрывками слухов и выхолощенными сообщениями ТАСС. Если бы советская цензура хотя бы не позволяла засорять эфир словесным мусором, то ей многое можно было бы простить при прочих равных, однако, наоборот, пустопорожняя болтовня, за которой легко прятать суть, была элементом узаконенной пропаганды. В итоге вместо гордости за очевидное достижение простые люди чувствовали, что их снова как-то обманули. Курсанты ошиблись? Возможно. Но столь же возможно, что вместе с сообщением ТАСС о полете корабля-спутника по стране покатилась жуткая байка о засекреченном пилоте, умирающем на орбите.
Однако мы отвлеклись. Следующий «фантомный космонавт», Иван Качур, нашел свою смерть 27 сентября 1960 года во время провального запуска корабля-спутника, орбитальный полет которого должен был состояться во время визита Никиты Сергеевича Хрущёва в Нью-Йорк. Якобы советский лидер имел при себе демонстрационную модель пилотируемого космического корабля, которую должен был с триумфом показать западным журналистам после получения сообщения об удачном полете и возвращении космонавта. Советские дипломатические службы сами создали нездоровую атмосферу ожидания громкого события, намекнув американским журналистам, что 27 сентября произойдет «нечто потрясающее». При этом разведка докладывала, что корабли слежения за космическими аппаратами заняли позиции в Атлантическом и Тихом океанах. Советский моряк, сбежавший в описываемый период на Запад, подтвердил, что готовится космический запуск. 13 октября Никита Хрущёв покинул Америку, но ничего так и не произошло. Официальных заявлений от ТАСС тоже не поступало. Разумеется, политика замалчивания принесла свои привычные плоды: журналисты раструбили на весь мир о новой катастрофе, постигшей советскую космическую программу. Только теперь, когда многие архивы открыты, мы знаем, что очередной запуск и в самом деле планировался на 26–27 сентября 1960 года, только в космос должен был лететь не космонавт, а «Ш» – аппарат для изучения Марса.
Неудавшийся запуск «венерианского» аппарата 4 февраля 1961 года, который мы обсуждали выше, породил новую волну слухов. Тогда впервые заявили о себе два брата-радиолюбителя Ачилле и Джованни Юдика-Кордилья, построившие под Турином собственную радиостанцию. Они утверждали, что им удалось перехватить телеметрические радиосигналы биения человеческого сердца и прерывистое дыхание умирающего советского космонавта. Этот «инцидент» связывают с именем «фантомного космонавта» Михайлова.
Но и это еще не всё! В 1965 году ежедневная газета «Corriere della Sera» опубликовала продолжение истории двух братьев-радиолюбителей. На этот раз те рассказали сразу о трех фактах перехвата странных сигналов, пришедших из космоса. Первый перехват состоялся 28 ноября 1960 года: радиолюбители услышали звуки морзянки и просьбу о помощи на английском языке. Во время второго перехвата 16 мая 1961 года им удалось выловить в эфире сбивчивую речь русской женщины-космонавта. При третьем радиоперехвате 15 мая 1962 года были записаны переговоры трех русских пилотов (двух мужчин и женщины), погибающих в космосе. В записи сквозь треск помех можно различить следующие фразы: «Условия ухудшаются… почему вы не отвечаете?… скорость падает… мир никогда не узнает о нас…»
Чтобы окончательно уверить читателя в подлинности излагаемых «фактов», итальянская газета называла имена погибших. Первой «жертвой» в этом списке был пилот Алексей Грачёв. Женщину-космонавта звали Людмила. Среди троицы, погибшей в 1962 году, называли почему-то только одного – Алексея Белоконева.
Что касается статьи в «Огоньке», породившей не миф даже, а целую мифологию, то известный популяризатор Ярослав Кириллович Голованов, тоже занимавшийся расследованием истории «фантомных космонавтов», взял по ее поводу интервью у самого Алексея Тимофеевича Белоконова (а вовсе не Белоконева, как написал журналист). Вот что рассказал испытатель, которого давным-давно похоронили западные средства массовой информации:
«В 50-х годах, задолго до гагаринского полета, я и мои товарищи, тогда совсем молодые ребята, – Лёша Грачёв, Геннадий Заводовский, Геннадий Михайлов, Ваня Качур занимались наземными испытаниями авиационной аппаратуры и противоперегрузочных летных костюмов. Кстати, тогда же были созданы и в соседней лаборатории испытывались скафандры для собачек, которые летали на высотных ракетах. Работа была трудная, но очень интересная. Однажды к нам приехал корреспондент из журнала „Огонек“, ходил по лабораториям, беседовал с нами, а потом опубликовал репортаж „На пороге больших высот“ с фотографиями (см. „Огонек“№ 42, 1959 г. – Я. Г.). Главным героем этого репортажа был Лёша Грачёв, но обо мне тоже рассказывалось, как я испытывал действие взрывной декомпрессии. Упоминался и Иван Качур. Говорилось и о высотном рекорде Владимира Ильюшина, поднявшегося тогда на 28 852 метра. Журналист немного исказил мою фамилию, назвал меня не Белоконовым, а Белоконевым. Ну, вот с этого всё и началось. Журнал „Нью-Йорк джорнэл Америкэн“ напечатал фальшивку, что я и мои товарищи летали до Гагарина в космос и погибли. Главный редактор „Известий“ Алексей Иванович Аджубей пригласил нас с Михайловым в редакцию. Мы приехали, беседовали с журналистами, нас фотографировали. Этот снимок был опубликован в „Известиях“(27 мая 1965 г. – Я. Г.) рядом с открытым письмом Аджубея мистеру Херсту-младшему, хозяину того журнала, который нас отправил в космос и похоронил. Мы и сами опубликовали ответ американцам на их статью в газете „Красная звезда“ (29 мая 1965 г. – Я. Г.), в которой честно написали: „Нам не довелось подниматься в заатмосферное пространство. Мы занимаемся испытанием различной аппаратуры для высотных полетов“. Во время этих испытаний никто не погиб. Геннадий Заводовский жил в Москве, работал шофером, в „Известия“ тогда не попал – был в рейсе, Лёша Грачёв работал в Рязани на заводе счетно-аналитических машин, Иван Качур жил в городке Печенежин в Ивано-Франковской области, работал воспитателем в детском доме. Позднее я участвовал в испытаниях, связанных с системами жизнеобеспечения космонавтов, и даже после полета Гагарина был удостоен за эту работу медали „За трудовую доблесть“…»
Итак, в списке мифических космонавтов всё-таки попадались люди, работавшие на космическую программу, однако их подлинная жизнь заметно отличалась от журналистских фантазий.
Помимо четверки друзей-испытателей, вполне реальной фигурой был, например, Пётр Долгов. Западная печать объявила его космонавтом, погибшим во время катастрофы орбитального корабля-спутника 10 октября 1960 года (в тот день, как мы помним, сорвалась попытка запуска аппарата «1М» № 1). Полковник Пётр Иванович Долгов действительно погиб, но 1 ноября 1962 года, совершая экспериментальный прыжок с парашютом из стратостата «Волга» (1409-й прыжок в личном зачете), поднятого на высоту 25,5 км. Когда Долгов покидал стратостат, треснул лицевой щиток гермошлема – смерть наступила мгновенно.
Я привожу здесь эти многочисленные подробности не для того, чтобы как-то поразить вас или заставить усомниться в достоверности общепризнанной истории космонавтики. Обзор слухов и мифических эпизодов нужен для того, чтобы показать, сколь пагубной была для репутации отечественной космической программы политика замалчивания. Нежелание и неумение признавать ошибки сыграли с пропагандистами дурную шутку: даже когда ТАСС выступал с совершенно правдивым заявлением, ему отказывались верить, выискивая противоречия или пытаясь читать «между строк».
