Но самое страшное было, когда я вернулся в корабль, – начало расти парциальное давление кислорода, которое дошло до 460 мм и продолжало расти. Это при норме 160 мм! Но ведь 460 мм – это гремучий газ, ведь Бондаренко сгорел на этом… Вначале мы в оцепенении сидели. Все понимали, но сделать почти ничего не могли: до конца убрали влажность, убрали температуру (стало 10–12°). А давление растет… Малейшая искра – и всё превратилось бы в молекулярное состояние, и мы это понимали. Семь часов в таком состоянии, а потом заснули… видимо, от стресса. Потом мы разобрались, что я шлангом от скафандра задел за тумблер наддува… Что произошло фактически? Поскольку корабль был долгое время стабилизирован относительно Солнца, то, естественно, возникла деформация; ведь с одной стороны охлаждение до – 140 °C, с другой нагрев до +150 °C… Датчики закрытия люка сработали, но осталась щель. Система регенерации начала нагнетать давление, и кислород стал расти, мы его не успевали потреблять… Общее давление достигло 920 мм. Эти несколько тонн давления придавили люк – и рост давления прекратился. Потом давление стало падать на глазах».
На этом неприятности экипажа «Восхода-2» не закончились. По программе полета корабль «Восход-2» после отстрела шлюзовой камеры на семнадцатом витке должен был совершить посадку в Кустанае с помощью автоматической системы управления. На шестнадцатом витке по командам с Земли была включена программа ориентации и спуска. От «Восхода-2» была отстрелена шлюзовая камера. Но в результате подрыва детонирующего кабеля произошел удар по корпусу, корабль закрутило в двух плоскостях, что привело к выходу из строя системы ориентации по Солнцу, а это, в свою очередь, привело к выдаче запрета на включение тормозного двигателя в автоматическом режиме.
После короткого анализа обстановки Сергей Королёв распорядился: «Вам разрешена ручная посадка на восемнадцатом витке. Всё будет хорошо! Мы вам верим!» Командир корабля Павел Беляев вручную выполнил ориентацию корабля «по-посадочному», после чего включил двигатель. Через 12 секунд после окончания работы ТДУ-1 произошло отделение спускаемого аппарата от приборного отсека, начался полет по баллистической траектории.
Спускаемый аппарат приземлился в труднодоступном таежном массиве на территории Шемейного леспромхоза, в 66 км от районного центра Усолье и примерно в 12 км от населенного пункта Кургановка. Температура воздуха там была -25 °C. После приземления аппарат оказался зажатым между сосной и березой. Сначала под его тяжестью треснула береза, затем повалилась на бок и сосна. Люк, через который можно было выйти, оказался у ствола березы, и открыть его поначалу не удалось. Раскачиванием изнутри космонавты сдвинули крышку с опорных болтов и отбросили в снег.
Экипаж грузового самолета «Ан-2», выполнявшего рейс по маршруту Чёрмоз—Соликамск, получил от диспетчера аэропорта примерные координаты нахождения космонавтов и указание на определение точных координат в квадрате между Косинским и Соликамским районами. После 40-минутного облета указанной территории на высоте двухсот метров второй пилот самолета «Ан-2» Анатолий Иванович Парасенко обнаружил большой купол парашюта, черный шар на белоснежном фоне и космонавтов около него. Жестами они показывали на одежду: им предстояло ночевать в лесу при низкой температуре в скафандрах, которые совершенно для этого не подходили. Летчики сняли свою верхнюю одежду, скрутили ее в узел и сбросили космонавтам, но она, видимо, застряла на деревьях.
Хотя до конца светового дня оставалось менее двух часов, к месту посадки вылетел вертолет местных авиалиний «Ми-1» с теплой одеждой и продуктами питания. Но одежда опять оказалась на деревьях, а продукты упали в глубокий снег. Чтобы как-то утеплиться, космонавты содрали в корабле дедерон, нарезали ленты из парашютных строп, а затем, помогая друг другу, сняли до пояса скафандры, обернулись дедероном, привязав ткань лентами, а потом снова натянули на себя скафандры и с трудом залезли в корабль. Спать легли в креслах ложементов.
Рано утром космонавтов разбудил гул самолета: он кружил вокруг, чтобы отпугивать диких зверей. Работники ближайших леспромхозов сформировали лыжную поисково-спасательную группу под командованием главного лесничего. В девяти километрах от места приземления было найдено мелколесье, где спасатели вырубили деревья и подготовили площадку для посадки вертолета. После его прилета на поиски экипажа «Восхода-2» отправились пятеро, среди которых был будущий космонавт Владислав Николаевич Волков. До места приземления спускаемого аппарата они добрались 20 марта.
Один из самых экстремальных полетов в истории советской пилотируемой космонавтики завершился успешно. Но, к сожалению, он мало что дал развитию космонавтики.
Глава сорок четвертая
Тема «Союз»
Сергей Павлович Королёв рассчитывал, что пропагандистская шумиха вокруг новых рекордных запусков будет способствовать реанимации его авторитета в высших военно-политических кругах и ему позволят наконец-то взяться за программу отправки кораблей к Луне. Однако, несмотря на ожидания, ситуация оставалась неопределенной. Высший совет народного хозяйства выделил деньги на создание еще пяти «Восходов» для проведения «комплекса медико-биологических, физико-технических и военно-прикладных исследований»: например, планировался длительный полет на 15 суток, полет с многократными выходами в открытый космос, полет с созданием искусственной тяжести за счет вращения корабля. Но всё это, скорее, тормозило космонавтику, ведь «Восходы» оставались теми же кораблями-спутниками, что и «Восток». Главный конструктор перехитрил сам себя: он добился интереса к своим специфическим проектам, однако теперь они оттягивали дефицитные ресурсы. Генерал-лейтенант Каманин записал в дневнике, что впервые видел Королёва в смятении и растерянности.
Ветераны ЦПК ВВС, включая Юрия Гагарина, тоже выражали недовольство: задержка с проектированием многоместных маневрирующих кораблей ограничивала их возможность участия в полетах – им оставалось заниматься административной и общественно-политической работой, что многих стало утомлять.
22 октября 1965 года с подачи Николая Петровича Каманина они направили записку, помеченную грифом «совершенно секретно», Леониду Ильичу Брежневу, за год до этого сменившему Никиту Сергеевича Хрущёва на посту главы государства. Я позволю себе процитировать ее почти целиком (по сборнику «Советская космическая инициатива в государственных документах. 1946–1964 гг.», 2008), поскольку в тексте подробно описана ситуация, сложившаяся в советской ракетно-космической отрасли к осени 1965 года, когда американские конкуренты уже вовсю делали орбитальные корабли «Gemini» и лунные корабли «Apollo», открыто оспаривая лидерство СССР.
«Дорогой Леонид Ильич!
Мы обращаемся к Вам по вопросам, которые считаем очень важными для нашего государства и нас.
Всем хорошо известны успехи Советского Союза в освоении космоса, нет надобности перечислять наши победы. Они есть, они останутся в истории и всегда будут гордостью нашего народа. Народ, партия и наши руководители всегда справедливо связывали успехи в космосе с успехами строительства социализма. „Социализм – лучшая стартовая площадка для полетов в космос“. Эта крылатая фраза облетела весь мир. Эти слова с гордостью произносили советские люди, в них верили народы социалистических стран, сотни миллионов людей за рубежом, по нашим космическим успехам познавали азбуку коммунизма. Так было.
