Странно, как Анджела, объявлявшая себя благодетельницей всех сирот и убогих, допустила такое. Слава о ее благодеяниях по отношению к детям разносилась молвой по свету, как бесконечная хвалебная песнь. Корделия даже слышала, что она забирала сироток из приюта Пьета, чтобы облагодетельствовать их, научить хорошим манерам и пристроить воспитанницами в благородные дома. Правда, эти девочки потом куда-то исчезали… Но слухи об их исчезновениях почему-то в корне пресекались. Репутация Анджелы должна была подчеркивать лишь ее добросердечность, преувеличенную почти до святости. Разговор о любых порочных актах, связанных с ее благотворительностью, расценивался как клевета.
Как хорошо быть знатной и богатой! В этом случае ты всегда будешь права, какие бы темные тайны за тобой ни скрывались. Особенно если есть другие высокопоставленные особы, которые готовы всегда за тебя вступиться. Брат Анджелы, Винченцо, стерег ее репутацию, как цербер. И вот порочную вдову, мужья которой все странным образом умирали один за другим, все называли ангелом. Так было принято ее называть. Хотя слово «ворона» куда вернее характеризовало ее внешность и повадки.
Корделия прошла вглубь по коридорам дворца, в которых, конечно же, никого не было. Во всяком случае, она никого по пути не встретила. Но иногда в зеркалах мелькали странные тени и силуэты, а за ширмами и портьерами, казалось, кто-то шептался. Девушка уже привыкла улавливать целую какофонию голосов там, где никого нет, и видеть целую череду движущихся отражений и теней, когда рядом не присутствует тела, способного их отбрасывать.
– Это шепчутся души покойных, – объяснял ей Донатьен, – а тени могут жить и сами собой. Точно так же, как и отражение. Пойми, зазеркалье – это целая вселенная, и, когда пытаешься проникнуть в нее, еще не ясно, кого или что ты оттуда выудишь.
Корделия запомнила его слова, поэтому старалась держаться подальше от зеркал. Но это было довольно сложно, учитывая то, что они висели повсюду. Круглые, как озера, прямоугольные, квадратные, выполненные в форме овала или кленового листа, оправленные в золоченые рамы, инкрустированные эмалью и драгоценными камнями. Искусная работа сама по себе была загляденьем, не говоря уже о качественном венецианском стекле. Наверняка оно выплавлено на Мурано. Только там живут лучшие стеклодувы, и никто не может тягаться с их умением.
Хотя иногда Корделии казалось, что это множество гномов работает на Донатьена, неустанно выплавляя и высекая драгоценные предметы для его дворца. Только они могли сделать такие зеркала, в которых отражается потусторонний мир. И чаще всего эти зеркала кажутся окнами или порталами. А редкой красоты рамы в виде цветущего папоротника или плюща являются всего лишь оправой для космической черноты. В темноте казалось, что в зеркало, обрамленное золотом, можно упасть, как в яму. Корделия протянула вперед руку, чтобы коснуться изысканной оправы в форме свитых венком русалочьих тел, однако ее пальцы коснулись зеркального стекла. Корделия тут же их отдернула. Ей показалось, что ее собственное затененное отражение пытается схватить ее за руку и утащить в глубь зеркала.
Она отвернулась с такой поспешностью, что сама испугалась. И все равно навязчивое ощущение того, что отражение в нем все еще следит за ней, преследовало ее еще долгое время.
– Колдовать так же просто, как вдевать нитку в ушко иголки, наматывать клубок или делать размеренные стежки. Нужно только знать принцип, а дальше дело лишь за усердием. Когда-нибудь люди поймут, что магия не сложнее, чем ремесло или грамота, необходимо лишь получить азы знаний и использовать их с умом, – вспомнились ей наставления Донатьена. Помнится, тогда она возразила ему, что колдовство – это грех, а он лишь с улыбкой укоризненно покачал головой. И какой хищной была эта улыбка!
Теперь Корделия снова чувствовала, что потерялась в его дворце, как в зазеркалье. Такое чувство приходило к ней каждый раз, когда она оказывалась здесь одна и начинала блуждать по пустым анфиладам в поисках нужного ей пути. Столько лестниц, столько переходов, столько крытых галерей… И все это великолепие умещается меж венецианских каналов. Дворец – как шкатулка, уместившая в себе целое собрание редкостей и удивительно роскошных предметов.
Было бы удовольствием блуждать здесь, если бы не осадок чего-то тяжелого и черного. Ощущение висело в воздухе, как дым от костра. Корделия понимала, что не должна входить в дом, где совершаются магические ритуалы. Это не по-христиански. Ей нужно держаться отсюда подальше. За чародеев нельзя молиться. А ей часто, очень часто хотелось молиться за Донатьена, каким бы он ни был.
Может, поэтому его судьба и была рядом с судьбой Анджелы. Они двое равных. Противоположности таким ни к чему. Вероятно, сказалось некое предначертание в том, что Анджела родилась женщиной его круга и его интересов. Вместе такие люди могут вершить свои черные обряды хоть целыми поколениями.
Корделия же была простой и религиозной. Она верила в добрые силы, в самопожертвование ради добра, в помощь ближнему, в разделенную любовь… Ну, в последнее было лучше не верить, как оказалось. Хотя всегда есть возможность заменить любовь к человеку, который тебя отверг, любовью к богу. Она залечит раны. А легкие наговоры с примесью молитв помогут забыть… Корделия уже знала, что сделает после свадьбы Донатьена. Она попросит у Донатьена денег на изысканную ткань и сошьет себе сорочку, вплетая в нить наговоры забвения. Если потом все время носить эту сорочку под корсетом и не снимать, то она перестанет думать о нем. Должна перестать. До сих пор ее наговоры, скрепленные шитьем нитками, не подводили ни ее, ни ее заказчиков. Ее благодарили. Лишь из-за бесконечной благодарности клиентов ее до сих пор не привлекли к ответственности перед инквизицией. Всегда нашлись бы знатные господа, готовые защитить свою любимую швею, к которой без конца обращались то с одним, то с другим особым заказом.
Интересно, кто из клиентов порекомендовал ее Донатьену? Кто разрушил спокойствие ее жизни своими неосторожными похвалами? Хоть бы у него, неосторожного, отнялся язык!
Корделия до боли прикусила свои губы. Как она могла такое подумать! А если ее пожелание сбудется? Обычно ее пожелания всегда сбывались, чего бы и кому бы она ни желала. Нужно быть осмотрительнее, ведь она еще не знала молитвы или заговора, способного изменить то, что она уже сделала. По наивности она думала, что такой заговор и не потребуется. Ведь она никогда и никому не желала зла. И вот этот день настал. Она бы никогда не подумала, что такое может произойти! Как можно желать зла кому-то? До сих пор ей это было непонятно. Она хотела лишь добра другим. Хотела, чтобы у людей, окружающих ее, не было никаких горестей и печалей. Теперь все вдруг изменилось. Начал хрупко трещать и меняться подобно зеркалу ее внутренний мир. Это все влияние дворца Донатьена. Он был способен менять людей, каким-то образом подрывать их внутренние устои и даже лишать разума.
Корделия помнила о нескольких гостях, которые после визита сюда сошли с ума. В основном это были чужеземцы, приехавшие из Флоренции, Рима и даже с Кипра, поэтому никто не обратил внимание на их безумие. Никто в Венеции их просто не знал. Так что у горожан сам собой напрашивался вопрос: а вдруг они и раньше были не в своем уме? Вот синьорина Лукреция, однажды вечером побывавшая здесь на ужине, уже совсем другое дело. О ее безумии, наступившем день спустя, слухи разнеслись по всей Венеции. Благо родня сумела запереть ее в какой-то монастырь, но разговоров все еще хватало. Корделия неохотно вспоминала, что видела в тот вечер Лукрецию, которую уводили из большого банкетного зала в очень странном, взволнованном состоянии. Ее золотые косы расплелись, дорогой наряд был порван и испачкан. Она бормотала что-то об устрицах, которыми ее накормили, и загубленных душах.
