– Узнай что-нибудь о казни, – только и проговорила Корделия вместо ответа.
Каитана молча кивнула. Она знала, как говорят знатные господа, когда выставляют ее за дверь. В ее привычку входило беспрекословно выполнять приказы. Только у самого выхода она задержалась и тихо спросила:
– Неужели ты и правда собираешься дожидаться его всю ночь?..
«Когда уже знаешь, что он не придет». Фразу можно было и не произносить вслух до конца, Корделии и так все было понятно. Она не обязана была ничего отвечать. Иногда дружеская забота становится слишком обременительной. Каитана хотела всего лишь поддержать ее в беде, но за этот вечер успела надоесть, как никогда прежде. Корделия ощутила облегчение, когда она ушла.
Ее пальцы дрожали, когда она перебирала в шкатулках и ларцах на туалетном столике самые изящные драгоценности. Наряжаться было уже не для чего, но она все равно вставила в уши серьги с длинными бриллиантовыми подвесками, надела на шею сапфировое колье и стала искать пару к нему в тон. Здесь было все: шпильки с жемчужинами, изумрудные заколки, ожерелья с опалами и рубинами, бусы, браслеты, кольца, перстни с топазами и лазуритом. Он подарил ей все, но ушел сам. Лучше бы было наоборот. Ценность самых дорогих вещей утрачивается, когда из твоей жизни исчезает любимый человек. Что бы она только не отдала, чтобы он вернулся!
Но ведь он чародей, и очень опасный, осторожно напоминала ей совесть. И что с того? Корделия все равно его любила. Она утешала себя надеждой, что он лишь запоздал и скоро явится. Сейчас, поздней ночью, можно разодеться для него в пух и прах. Никто уже не обратит на нее внимания, потому что прохожих на улице почти не осталось. После казни все куда-то разбрелись. Каитана сейчас наверняка зашла в какой-нибудь кабак, работающий допоздна, чтобы расспросить очевидцев и сплетников. Она быстро могла добыть любую информацию. Корделии действительно не давали покоя воспоминания о страшной казни. Ощущение того, что казнили в этот день ее саму, было даже никак не связано с отсутствием Донатьена. Оно было связано с осужденным, боль которого она каким-то образом почувствовала и приняла за свою.
Часы на каминной полке как раз начали отбивать двенадцать. Четкость музыкального звука действовала на слух. Корделия поняла, что бессмысленно и дальше притворяться перед самой собой. Он уже не придет. Наверное, он давно уже в постели с Анджелой. Свадьба наверняка состоялась сегодня, как раз в назначенный день, и их ждет брачное ложе. В конце концов, хоть Анджела и некрасива, но она роскошная женщина, настоящая ухоженная аристократка, холеная и аристократичная. Безродная красавица с венецианских улиц не может с ней равняться.
У Корделии не хватило сил дойти до кровати с балдахином или до софы. Она просто опустилась на пол и зарыдала. Боль рвалась наружу в виде слез. Разбитые надежды так мучительно отзываются в сердце! Но ее боль была не только душевной, ощущение того, что ей вывернули все суставы и вытянули все жилы одну за другой, сохранилось. Она чувствовала себя так, будто только что вышла из камеры пыток и все ее тело обожжено. Какая страшная боль! И нечем от нее отвлечься! Некуда деться от страдания. Она ощутила себя в ловушке.
Возможно, разум, пытаясь спастись от боли, рисовал перед ней картины похорон где-то далеко на островах, а не в море, как это принято в Венеции. Тело не топили, а зарывали в землю где-то на острове Мурано. Шел дождь. Она ощущала ароматы сырой земли и чью-то неудержимую ярость. Видела искалеченные останки, которые снова двигались. Где-то далеко в ее кошмарах или в жуткой действительности оживший с боем двенадцати мертвец выползал из могилы. А она плакала.
Колдовство – это страшный грех, и все же Корделия решилась. Она зажгла черную свечу, собралась капнуть в нее крови и чуть не обожглась. Лицо, мелькнувшее в зеркале, испугало ее так, что она невольно затушила ладонью пламя. Изувеченное лицо.
Кто-то был в доме, но она так и не поняла, кто. Утром, когда она проснулась, его уже и след простыл. И кто-то прислал ей подвенечное платье, сшитое для Анджелы, с запиской: «Отныне оно твое и пусть станет твоим саваном».
Кто бы ни приложил эту записку, он был прав. Роскошный саван ей не помешает. Корделия не могла оторвать взгляда от кружев, изысканной вышивки и блистающих жемчугов. Какое великолепие! На миг созерцание наряда даже отвлекло ее от жгучей боли внутри. Женщины любят роскошь. А это платье по праву должно было достаться ей. Сшитое ею и ею же погубленное. Она вспомнила, как первые капли крови упали на восхитительную ткань. И белоснежное окрасилось алым. С тех пор кровь начала захватывать ее воображение, привлекать ее, зачаровывать. Как прекрасна кровь! Корделия поискала глазами хоть какой-нибудь режущий предмет, чтобы коснуться им своей кожи. Желание крови превратилось в магнетизм. Оно влекло. Кажется, именно так вампиризм зарождается в людях. Но она не хотела пить кровь, она лишь хотела ею любоваться, как чем-то изысканным. Как этим платьем, как искрящимся в бокале дорогим вином, как устами любимого.
Корделия глянула на кольцо на своей руке – его подарок. Захотела сорвать жемчужное ожерелье и не смогла. Зачем уничтожать память о хорошем, в какую бы боль она сейчас ни превратилась.
Черная птица билась в окно, только теперь она казалась угольно-черной, будто спаленной. Та ли самая эта птица, которая прилетала в день их знакомства? И как она нашла дорогу сюда? Как находят ее почтовые голуби? Как птицы могут следовать от окна к окну за теми, кого хотят свести с ума?
Корделии хотелось отпугнуть ее, но она только молча стояла и смотрела. А птица смотрела на нее. Как-то зловеще. И только тут девушка вспомнила о кинжале, который лежал на дне шкатулки. Что, если взять его и слегка уколоть палец? Что будет тогда?
Нет, не стоит испытывать судьбу. Корделия смяла в руках платье. Наверное, нужно отослать его назад. Той, кому оно принадлежало по праву.
Глава 37. Зеркальный террор
Клер вытерла рукой запотевшее зеркало в ванной. Он снова был там и вызывающе ухмылялся ей. Ее обезображенный демон, который иногда мог становиться таким красивым и манящим. Сейчас она не знала, кричать ей от страха или произносить ругательства. Он снова вернулся, и, кажется, он стал более сильным.
Она слишком долго не наносила себе порезов! Теперь Клер решила компенсировать это с лихвой. Жаль, что все бритвы куда-то исчезли, будто это он нарочно их спрятал. Но на кухне все же завалялись ножи. Клер кинулась туда за одним из них. На миг она остановилась в дверях. Ей почудилось, будто он сидит на диване.
Мог ли он стать материальным? Наверное, мог. Ее кровь как будто уже ничего не меняла. Однако Клер все равно выдвинула ящик на кухне, схватила первый попавшийся нож и полоснула себя по руке. Боль быстро привела ее в чувство, но в ее ушах еще долго звучал его сатанинский хохот и голос, звавший:
– Корделия!
В сводках новостей передавали о трагедиях, недавно произошедших в тех местах, где побывала мимоходом Клер. Она решила проверить все еще раз. Узнала, в какой больнице лежит одна из выживших жертв, съездила туда и начала тихо расспрашивать. Действительно ли та видела перед аварией красивое лицо, которое внезапно стало пугающим.
