Открытые враждебные действия между европейцами и греками во время Третьего крестового похода — лишняя трата усилий сынов Запада — наряду с обоюдной неприязнью к Филиппу Швабскому были для папы римского достаточными причинами, чтобы постараться обеспечить благосклонное отношение к новому крестовому походу со стороны Алексея III. Возможно, он также понимал, что запугать византийского императора едва ли возможно, а потому, когда вопрос о начале похода был решен, Иннокентий избрал более мягкий тон.
После того, как папа дал категорический отказ царевичу Алексею, настала очередь папской аудиенции Бонифацию. Встреча между лидером крестового похода и духовным отцом католической церкви была необходима со всех точек зрения. Вполне вероятно, что они обсуждали и вопрос об Алексее — но Иннокентий быстро убедил Бонифация в том, что не следует отклонять движение похода в сторону Константинополя.
В апреле маркграф направился домой, на север, остановившись по пути, чтобы попытаться примирить враждующие города Пизу и Геную. Он надеялся до отбытия крестового похода создать на Западе более стабильную ситуацию и открыть новые возможности для морского снабжения экспедиции. Вероятно, Бонифаций прибыл на родину в начале мая 1202 года. Он отсутствовал около девяти месяцев — с момента получения первого предложения о руководстве крестовым походом. Теперь ему срочно нужно было подготовиться к еще более длительному отсутствию.
Зимой 1201 и в начале нового 1202 года едва ли не вся Европа была охвачена приготовлениями к экспедиции. Руководители похода назначили Пасху датой сбора для армий Северной Франции и начала их выдвижение на юг. Крестоносцам пришлось приложить немало усилий, чтобы достать деньги и экипироваться для предстоящего путешествия. У части знати были накоплены заметные средства, так что они могли позволить себе продать часть имущество, чтобы получить грядущую прибыль. Менее состоятельным зачастую приходилось закладывать свои земли или права, чтобы добыть средства. Часть подобных сделок дворяне заключали с представителями растущего городского коммерческого сословия, однако подавляющее большинство сохранившихся документов фиксируют в основном сделки с церковными организациями. Образованность клириков и их привычка к сохранению информации привела к тому, что до нас дошли тысячи записей о подобных сделках. Рыцари и знать договаривались с местными церковнослужителями о займах и пожертвованиях. Соглашения фиксировались в грамотах, а свидетелями зачастую выступало духовенство, видные дворяне, их семьи или же домочадцы.
Учитывая строгие ограничения, введенные церковью на ростовщичество, в этих документах нельзя найти никаких упоминаний о выдаче денег под проценты, однако содержащиеся в них дозволения кредитору использовать саму землю или доход с нее за время отсутствия хозяина весьма сильно смахивают на ростовщичество — если не буквально, то по духу.
Некоторые договора были составлены таким образом, чтобы разрешить споры и рассеять как нравственные, так и практические заботы отбывающего крестоносца. Хронист из аббатства Флорефф в графстве Намюр (район Фландрии) поведал нам о том, как рыцарь Томас стремился покаяться в своем прежнем поведении и умиротворить свою душу, покончив заодно с длительным спором:
«Поскольку то, что не сохраняется в записях, легко ускользает из памяти, то я, Верик, милостью Божией настоятель Флореффа, довожу до всеобщего сведения в настоящем и будущем, что Томас, рыцарь из Лееза, свободный человек, понукаемый демоном алчности, вернул себе восемь бонуариев (bonuaria) земли, которые законно отдал нам в компенсацию часто причиняемого ущерба, и выдвинул против нас обвинение. Наконец, собираясь отправиться в крестовый поход и осознавая свою вину, он окончательно уступил, отказался от вышеуказанных земель и их плодов и вернул их нам в присутствии многих достойных свидетелей… Дабы ни у кого не возникло искушения умалить содержимое этого соглашения, обеспокоив по этому поводу церковь, и чтобы утвердить его подлинность, мы прилагаем к этому документу печать человека достойного, а именно аббата Гемблу, Корне и Леффе».
[220]
Другие документы просто воспроизводят благотворительные акты оставления в наследство, имеющие целью помочь душе жертвователя — хотя весьма вероятно, что в обмен за это следовали дары, о которых не упоминается. Следующий фрагмент показывает рыцаря Четвертого крестового похода, который делает подобное пожертвование:
«Я, Жоффруа де Бьюмон, довожу до всеобщего сведения в настоящем и будущем, что, направляясь в Иерусалим, с согласия и по желанию моей супруги Маргариты и дочерей Денизы, Маргариты, Алисы и Элоизы, я, из любви ко Господу и ради спасения собственной души, отдаю и уступаю бедствующим монахам св. Иосафата 5 сольдо в год из моего дохода с Бьюмона. [Деньги будут переданы] в празднование св. Ремигия [13 января] в руки братьев, предъявивших сей документ. Для того, чтобы изложенное было утверждено и сохранено, я подтверждаю составленный договор своей печатью. Составлено в мае месяце 1202 года».
[221]
Для некоторых источник дохода обеспечил один из пунктов появившейся в декабре 1198 года буллы папы Иннокентия «Graves orientalie terrae». Папа наложил налог в одну сороковую часть ежегодного дохода Церкви, провозгласив:
«Если крестоносец не может оплатить путешествие, вам надлежит обеспечить ему достаточную сумму из этих денег, получив от него клятвенное заверение, что тот останется в восточных землях для их защиты не менее, чем на один год или более продолжительное время — в зависимости от размера субсидии».
[222]
Нам неизвестно, какие суммы были собраны в результате этой меры — но едва ли это были особо крупные деньги, и нет уверенности, что все они дошли до оговоренных получателей. Однако некоторое количество людей все же, вероятно, смогло обеспечить свое участие в крестовом походе именно таким образом.
Кроме денег, крестоносцам необходимо было собрать всю экипировку, нужную для военной экспедиции, цель которой отстояла от их родины на несколько тысяч миль. Нужно было закупать сотни лошадей, от боевых коней до тяжеловозов, которых предполагалось запрягать в обозы, перевозящие грузы в Венецию. В кузницах Северной Франции ковались тысячи запасных подков, шорники шили седла и упряжь. Изготавливалось и закупалось оружие и доспехи, заново красились щиты. Купцы заботились, чтобы каждый из представителей знати мог приобрести самое лучшее снаряжение, которое они могли себе позволить. Нобли выбирали изысканные наряды и знамена, чтобы они служили украшением их отрядов.
Некоторые стремились украшать и свои доспехи. Во время Третьего крестового похода Санчо Мартин, выходец из испанской знати, носил зеленый жилет и украсил свой шлем отростками оленьих рогов. Бросающееся в глаза облачение Санчо, несомненно, привлекло к себе внимание — когда он появлялся на поле брани, «все сарацины мчались к нему, скорее чтобы посмотреть на необычное украшение, чем ради других причин»
[223]. Воины упражнялись перед битвами, практикуясь во владении мечом и других боевых искусствах. Вновь был наложен запрет на рыцарские турниры, и на сей раз он соблюдался, чтобы во время состязания не был ранен или убит кто-либо из будущих крестоносцев.
