Остановись, читатель! Природа ждет твоих слез —
Здесь погребен мой принц Ли Бо
[754].
Те, кто посещал острова Тихого океана, находили здесь сад наслаждений, каким изобразил эти острова Уильям Ходжес, сопровождавший в 1772 году капитана Кука. В его изображении Таити — восхитительный мир с нимфами на заднем плане: одна из них зазывно повернулась татуированным задом, другая плывет на спине под сверкающим покровом воды. Сексуальное гостеприимство островов подвергло серьезному испытанию дисциплину людей Кука и совсем уничтожило ее у экипажа капитана Блая. Оно стало существенной составляющей сообщений моряков об этих островах — не знающий стыда рай чувственных наслаждений, как его превозносил Джордж Гамильтон, хирург экспедиции 1790 года:
То, что поэты воображали принадлежностью рая или Аркадии, осуществилось здесь, где земля без приложения труда производит пищу и одежду, где деревья отягощены богатейшими плодами, под ногами природа расстелила ковер ароматных цветов, а красавицы всегда готовы заполнить ваши объятия своей любовью
[755].
На французских гравюрах, изображающих остров Пасхи, мы видим, как туземцы в классических позах развлекают иностранцев, вместе с ними разглядывают документы и, когда подобает, обмениваются любовными взглядами под величественным взором огромных каменных статуй. За день до того, как одиннадцать его моряков были убиты на Самоа, Лаперуз назвал эти острова «домом блаженства» «самых счастливых людей на земле… спокойных и серьезных на лоне отдыха», где можно найти архитектуру «не хуже, а иногда и лучше, чем в Париже». Даже остров Пасхи, по отношению к которому Лаперуз проявляет меньший энтузиазм, он считает родиной цивилизации и отмечает проявления цивилизационных грехов — в частности, в поведении местных сводников, которые пытались продать гостям тринадцатилетнюю девочку вопреки ее желанию
[756]. Короче говоря, в южных морях царило то сочетание свободы и вседозволенности, какое облагораживало варварство в глазах соответственно расположенных гостей
[757].
Однако подобные романтические снисходительные представления не соответствовали действительности. Они основывались на оценке материальной культуры сухопутной жизни островитян, где человек почти не бросал вызов природе и времени, где не изготовляли даже глиняную посуду и где — на большинстве островов — не существовало политических институтов, которые могли бы распознать европейские наблюдатели. Но достижения цивилизации южных морей можно оценить только в море: искусство навигации и кораблестроения островитян приближалось к совершенству; их мастерство навигаторов оставалось беспрецедентным в мире, а их система записи информации на тростниковых картах для своих целей так же хороша, как любая другая обычная система письма.
Разумеется, достижения не были одинаковыми на всем обширном пространстве: наиболее активно под парусами ходили на Каролинских и Маршалловых островах, на Тробриандских островах и островах Тонга; однако на Аньюта плавания были почти робкими, обычно ограничиваясь островом Тикопиа в семидесяти милях, а в редких случаях — двухсотмильным переходом до Новых Гебрид. Больше того, жители Аньюта почти не умели плавать против ветра, они шли под полным парусом, а потом гребли назад против ветра
[758]. Тем не менее можно представить себе общую картину морской культуры, типично развивавшейся на малых островах южных морей.
Вечером накануне начала работы строитель каноэ с традиционными песнопениями укладывал свой топор в тайное святилище. После пира — съедали жирную свинью, посвященную богам, — он на следующий день вставал до рассвета, чтобы выбрать и срубить дерево, при этом постоянно наблюдая за знамениями. Для долгого плавания он будет строить аутриггер, или каноэ с двойным корпусом, оборудованное парусом в форме когтя на мачте и с легкой оснасткой. Корабль будет управляться с помощью весла на корме или «доски-кинжала», которую опускают в море у носа, чтобы повернуть по ветру, или у кормы, чтобы плыть против ветра. Достаточно экипажа из шести человек: два гребца, матрос на парусе, вычерпыватель, сменщик, который может браться за любую работу, если понадобится, и — самый главный из всех — штурман, которому годы опыта позволяют без инструментов отыскивать путь по звездам в обширном Тихом океане
[759].
Историки прежде отказывались признавать, что древние жители Полинезии и Меланезии могли преодолевать тысячи миль открытого океана иначе, как «дрейфуя» в случайном направлении. Но культура плаваний отражена, например, в эпосе о героических путешествиях и в каннибальском пире в честь мореплавателей с острова Тонга, приплывших с островов Фиджи, свидетелем которого был в 1810 году английский моряк. Островитяне также, подобно викингам, практиковали морское изгнание и согласно их собственным легендам совершали долгие морские паломничества ради отправления священных обрядов. Таитянский навигатор Тупайя, которым восхищался капитан Кук, знал почти обо всех островах и архипелагах океана.
В самом героическом предании рассказывается о Хьюите-Рангироа, чье плавание, возможно в середине VIII века, привело его между огромными белыми скалами, выраставшими из чудовищного моря, к месту, где его остановили непроходимые сплошные льды. Некоторые мифы приписывают открытие Новой Зеландии богоподобному Мауи, который собственной кровью приманил огромного ската; более человечный и понятный образ — Кьюпе, который утверждал, что в плавании с Раратогни, вероятно в середине X века, его вело видение, посланное верховным богом Ио. Возможно, однако, что он следовал за мигрирующими длиннохвостыми кукушками или, как говорится в одной из версий легенды, гнался за гигантским головоногим, укравшим его приманку
[760]. Оставленные им указания направления таковы: «пусть курс будет правей заходящего солнца, луны или Венеры в феврале». В качестве пищи мореплаватели брали с собой сущеные фрукты и рыбу, кокосовые орехи и пасту, сделанную из плодов хлебного дерева, кумары и других растений; запасы были ограниченны, и, вероятно, морякам приходилось подолгу голодать. Воду — очень немного — перевозили в тыквах, выдолбленных стволах бамбука или мехах из морских водорослей.
