Наша планета — хрупкая песчинка в космосе, место проведения эксперимента. Она слишком много вынесла чтобы погибнуть из-за нас. Но тем не менее она все равно погибнет. Наше пребывание здесь скоротечно: времени у человечества ровно столько, как надеялся Норберт Элиас, сколько нужно, чтобы «выбраться из нескольких тупиков и научиться делать совместную жизнь более приятной, достойной и осмысленной»
[97]. Нужно максимально использовать то, что мы имеем, пока мы это имеем. И это достижимо скорее путем своего рода космического кутежа, снисхождения к себе со стороны цивилизации, чем благодаря консервативному желанию продлить собственную историю. По крайней мере сам я предпочел бы провести жизнь в энергичных усилиях и умереть раньше, а не бесконечно гнить в самодовольстве; я предпочел бы быть частью цивилизации, которая меняет мир с риском пожертвовать собой, а не жить в обществе, которое лишь скромно «поддерживает» свои минимальные потребности. Я скорее принял бы участие в войне или присоединился к движению протеста, чем покорился превосходящей силе, поэтому я хочу принадлежать обществу, которое остро реагирует на вызовы природы, а не подчиняется им, лишь бы сохранить статичное равновесие. Высокие честолюбивые стремления лучше удовлетворенности скромными достижениями. Если не достаточно напряженно вслушиваться в звуки космической гармонии, никогда не услышишь музыку, посланную Богом любовникам или поэтам.
Часто — и совершенно справедливо — утверждают, что общества — не создания из плоти и крови и поэтому неверно приводить аналогии между существованием общин и жизнью людей. Но в одном отношении общества подобны индивидам. И там и там добродетели и пороки перемешаны в том числе и у величайших святых и в самых политкорректных гостиных. На всякое доброе намерение приходится дурной поступок: каждый создает стандарты, с которыми подходит к другим. Цивилизации в сравнении с другими типами общества определенно не имеют монополии на добродетель. Но истинный плюралист может наслаждаться разнообразием, которое цивилизации вносят в жизнь. Тот, кто искренне любит и ценит культуру, уважает концепцию любого общества и не способен осуждать его.
Распространенное неверное понимание истории сводится к тому, что история подобна ловушке, из которой невозможно выбраться: все долговременные тенденции бесконечно продлеваются. На протяжении всей описанной истории человечества цивилизация всегда была одним типом общества среди многих; поэтому возникает искушение предположить, что так будет всегда. Громогласные пророчества обратного исходят из уст апокалипсических мечтателей и фантастов, которые предсказывают различные пути возврата к варварству: в результате чрезмерной эксплуатации природных ресурсов, отчего цивилизация в конце концов станет недопустимой роскошью; из-за деградации общества в гибнущих перенаселенных городах; из-за уничтожающих цивилизацию войн; из-за гигантских волн миграции, когда развитый мир затопят орды голодных и бедных; или из-за культурных революций, которые уничтожат элиту, отменят все традиции и подавят проявления хорошего вкуса (см. ниже, с. 675–681).
Самые грозные пророчества страдают сегодня тем же недостатком, что и пророчества Кассандры или Иеремии: возможно, они верны, но слишком очевидны и потому вызывают пренебрежение. Я не хотел бы оспаривать эти предсказания, но считаю более вероятным противоположное: нас ждет не будущее без цивилизации, а скорее будущее без чего-либо иного. Мы живем в лаборатории человечества, окруженные разнообразнейшими моделями бытия, какие только возможны на нашей планете. В далеких мирах льда, джунглей и пустынь те, кто противостоит искушениям цивилизации, выказывают поразительную изобретательность ради сохранения своего образа жизни, своих привычек и жилищ; перемены там происходят очень медленно, и новшества появляются редко. Сомнительно, чтобы такое сопротивление продолжалось; скорее мы увидим капитуляцию перед соблазном и победу миссионеров и шахтеров, лесорубов и юристов.
Часть первая БЕСПЛОДНАЯ ЗЕМЛЯ
Пустыня, тундра, лед
В этой земле жили гиганты.
Бернабе Кобо. История Нового мира
[98]
Я видел место,
Где дуют яростные ветры,
Я научился жить там,
Где никто не живет,
Среди варваров,
В застывших, забытых Богом, безмолвных царствах льда,
Проклятый, как призрак, неистовствующий на ледниках.
Забудьте меня, друзья!
Ваши лица выдают любовь и страх!
Здесь — на краю света,
Где лед слепит, а скалы рвут на части, —
Может выжить только страстный охотник и только убегающий олень.
Ницше. Aus Hoben Bergen
1. Царство льда
Лед и тундра как обитель человека
Ледниковый век Европы. — Северная Скандинавия. — Азиатская тундра. — Арктическая Америка. — Гренландия
…однажды вы спросили у меня о землях Севера: какое огромное и поразительно разнообразное количество объектов и народов находится там, какие удивительные особенности не известны другим народам; как человек и несметное количество животных Севера, цепенея от постоянного безжалостного холода, умудряются противостоять жестокости природы и свирепости климата, среди которых они живут; что поддерживает их жизнь и как замерзшая земля может производить что-нибудь питательное. И от забот сегодняшнего дня я обратил мысли к этой цели…
Олаус Магнус. Описание северных народов
[99]
Одним словом, ничто не может здесь расти. Не стану говорить, что здесь нет городов… Сами дома не существуют… Одна ночь… может длиться два месяца. Холод такой сильный, что восемь месяцев в году земля и вода покрыты снегом и льдом… Учитывая все это, можно подумать, что эта страна населена только дикими зверями. Она должна быть пустыней. Но она обитаема.
Франческо Негри. Viaggio setentrionale
[100]
За вратами Гога: свирепый север
Ледяные пустыни пользуются дурной славой мест, непригодных для развития цивилизации. Когда в 1868 году Соединенные Штаты купили Аляску примерно по два цента за акр, эту покупку в Конгрессе называли «деньгами, выброшенными за негостеприимную голую пустыню — в царстве вечного снега», где почва «постоянно промерзает на пять-шесть футов в глубину», а «климат не пригоден для жизни цивилизованного человека»
[101]. На самом деле большая часть Аляски расположена южнее Северного полярного круга и здесь, благодаря влиянию теплого Японского течения, зима мягче и средняя температура выше, чем, скажем, в Северной Дакоте или Миннесоте; но в последнем упреке есть некое правдоподобие. Во всяком случае, считается, что этот штат постоянно скован льдом и что в отличие от песчаных пустынь ледяные пустыни никогда не поддерживали цивилизацию, способную значительно менять природное окружение.
