Споры о местном происхождении китайской металлургии ярко разгорелись под действием мехов ложного предположения: будто «переход» технологий от «каменного века» к «веку бронзовому» помогает установить момент «зарождения» цивилизации. Подобные споры бесполезны. Сама обширность и длительность производства эпохи Шан делает это производство совершенно особым; а если принять во внимание отчетливые технические отличия и небывалый стиль, оригинальность отразится во всех блестящих поверхностях. Утверждения, что медь-де выплавляли еще в пятом тысячелетии до н. э., основаны на нехарактерных находках, вырванных из контекста; но это нельзя считать невозможным
[594]. Бронза производилась уникальным методом, который вызвал появление уникального искусства, мгновенно отличаемого от бронзы других цивилизаций. Формы для отливки делались из глины: вначале ею обмазывали модель, потом ее просушивали и вырезали тонкие детали будущего предмета еще до обжига. Почти все дошедшие до нас сосуды эпохи Шан имеют ритуальное назначение, это видно по изображенным животным: все они предназначались для жертвоприношений, и люди тоже.
Гидравлика — часть технологии, общей для людей Шан и других цивилизаций лессовых долин. Там, где Желтая выносит на равнину собранную в горах дождевую воду, она неожиданно расширяется. Паводки порождают плодородную почву. Здесь дождей мало, но воды для орошения достаточно: многолюдное общество в таком районе может существовать только при наличии организации, необходимой для орошения. Легендарного императора-механика Юя Великого прославляли за то, что «обуздал воду и заставил ее течь по большим каналам». Легенда рассматривает его достижения как плоды накопленного опыта: отец Ю пытался усмирить наводнение с помощью особой почвы, охранявшейся богами: эта почва, будучи увлажненной, расширялась; за свою самонадеянность и дерзость он был превращен в камень
[595]. Величайшими достижениями легендарного императора были раны, нанесенные им природе: он прорывал горы, поворачивал течение рек, затоплял местность и заставлял рисовые поля подниматься над наводнением.
В поэтической народной памяти строительство городов, столь огромных, «что барабаны не были слышны повсюду», относится к периоду до Шан. Тогда принцы строили города на пустом месте, с помощью отвеса и измерительной линейки. Древний принц Тан-фу (основоположник династии Ху Чи)
Пошел направо, потом пошел налево,
Он размечал границы, проводил разделение.
Он впервые измерил локоть
[596], он проложил акры…
И потому его прозвали Господином Работ,
Прозвали его Господином Множеств.
Он заставил всех строить дома;
Их отвесы были прямыми;
Они связывали доски и воздвигали остовы домов;
Они в точном порядке возводили храмы
[597].
Несомненно, во времена Шан Китай был отчетливо городской цивилизацией. Расширение царства обозначено основанием новых городов — скромных поселений, типа Пан-лун-чена, «Город свернувшегося дракона» в Хуанпи, или Хупея, менее половины квадратной мили площадью, но с дворцом губернатора или правителя, окруженным колоннадой из 43 столбов
[598]. «Множества» — это чен-джен, которых призывали для работ к господину или на время сбора урожая; они жили на этой земле, и их не изгнали. «Благородный человек, — как выразился поэт первого тысячелетия до н. э., — не ест хлеб безделья», но вообще хлеб ему дает труд других.
Первый период великой экспансии совпадает со временем политического единства. Кости для предсказаний рассказывают о жизни и обязанностях царей конца второго тысячелетия до н. э.: оракулы часто сообщают о выслушивании докладов и раздаче приказов; о получении дани: проса, черепашьих панцирей, лопаток; цари проводили жизнь в поездках по тысячам поселений. Царские дороги, воссозданные на основании этих предсказаний оракулов, отражают политическую географию: цари с грохотом перемещались вверх и вниз по большой вертикальной артерии царства вдоль восточного рукава изгиба Желтой реки, объезжали города и поместья к югу от реки, до Хуаи, и иногда севернее до самой реки Янцзы. Царь был обычно занят на войне или на дипломатических переговорах, предмет которых составляли среди прочего браки. Позже императоры называли это «распространением своей милости». Для солдат «заботы нашего повелителя» означали раны, холод и грязь, переход «от несчастья к несчастью», разлуку с любимыми и жилища «подобные логовам тигров и буйволов… в дикой пустыне»
[599]. Военная служба, уплата налогов и послушание закону не могли быть навязаны исключительно угрозой смертной казни, хотя такая угроза часто звучала.
Но прежде всего царь был посредником между людьми и богами: он совершал жертвоприношения, советовался с оракулами и следовал их советам, он вспахивал почву, молился об урожае и дожде, основывал города. Охота — единственное развлечение, удостоившееся внимания оракулов: но если царь половину времени проводил на охоте, можно предполагать, что это было функциональное занятие, способ развлечь советников и послов, потренировать всадников, проверить границы и обеспечить добавление к обычному меню
[600]. Ученые утверждают, что отмечают в этих документах усиление делового тона: ссылки на сны и болезни сокращаются, заметнее становятся лаконичность и оптимизм. Иногда гадальные кости открывают нам революционные перемены в совершении обрядов — свидетельство того, что цари, отбросив рамки традиции, старались оставить в мире собственный след. Таким явным радикалом был Цзу Цзя, который сократил приношения мифическим предкам, горам и рекам и увеличил — историческим и непрямым предкам, а также установил фиксированный календарь отправления подобных обрядов
[601]. Вне всякого сомнения, он сознательно модифицировал практику правления предшественников, за одним исключением — за исключением У Дина, самого прославленного и продержавшегося дольше прочих правителя династии.
У Дин — самый живой образ второго тысячелетия до н. э., он наиболее ярко присутствует в позднейшей традиции и наиболее полно воплощен в памятниках своего времени. Хронология его правления полна неясностей, но он жил, должно быть, в XIII веке до н. э. Его помнят как ходившего войной к четырем морям, и правил он своей империей так легко, по словам Меншеса (Мен-Цзу), «словно катал ее на ладони»
[602]. Он был великим охотником; в одном случае оракул предсказывал ему добычу «тигра одного, оленей сорок, лис сто шестьдесят четыре, безрогих оленей сто пятьдесят девять и так далее»
[603]. Одна из его шестидесяти четырех жен похоронена в самой богатой усыпальнице того времени вместе со слугами, собаками и лошадьми, а также тысячами раковин каури и сотнями предметов из бронзы и нефрита. Хотя остается место для сомнений, ведь тогда существовал обычай называть многих людей одинаковыми именами, особенно на женской половине дворца императора, в архивах того времени мы почти несомненно встречаем упоминания об этой царице. У Дин неоднократно советовался с оракулами по поводу ее родов и болезней. Она была одной из его трех главных жен и спутницей в путешествиях — не только женой и матерью, но активной участницей принятия политических решений. У нее была собственная земля, на которой стоял обнесенный стеной город, и она могла мобилизовать три тысячи воинов, которыми командовала лично.
