Геббельс использовал эти слухи против немецких сторонников продолжения борьбы на Востоке и прекращения на Западе. Например, в одной из его статей за 21 октября 1944 года читаем: „Вряд ли имеет значение, хотят ли большевики уничтожить рейх одним способом, а англосаксы другим. И те и другие имеют общую цель: они хотят избавиться от тридцати или сорока миллионов немцев“.
Настало время попытаться свести на нет усилия нацистов возбудить ложные страхи перед местью союзников, о которой заявляла их пропаганда. 28 сентября, когда союзные войска и танки пересекли границы Германии, Эйзенхауэр заявил: „Мы идем как победители, а не как притеснители“. Президент в своей речи от 21 сентября, предупредив, что никакой сделки с нацистскими заговорщиками не будет, снова заверил немцев, что они не будут порабощены. В штабе Эйзенхауэра и в Объединенном комитете наблюдалось естественное стремление и дальше убеждать немцев, что им не надо продолжать борьбу, чтобы спасти страну от разрушения и опустошения. Но в ноябре, посоветовавшись с Черчиллем, Эйзенхауэр и Военный департамент сочли: сейчас не время уговаривать немцев, поскольку дела на Западном фронте ухудшились, и немцы могут счесть это признаком слабости. Если русские не дадут таких же гарантий, эффект будет невелик, полагал также премьер-министр. Поэтому 26 ноября он сообщил Эйзенхауэру, что, по его мнению, лучше, чтобы до зимы все продолжалось как есть, добавив: „Я тем временем буду настаивать на безоговорочной капитуляции, к чему вы меня и склоняете“.
Забегая вперед, скажем: в Ялте в феврале 1945 года трем главам государств наконец удалось настолько приблизиться к соглашению, что они одобрили статьи, касающиеся целей союзников относительно Германии, как часть совместного заявления, которое они опубликовали в конце конференции. В нем не было ничего, о чем бы не говорили раньше Черчилль или Рузвельт, но под ним также стояло имя Сталина. В документе говорилось: „Нашей непререкаемой целью является уничтожение немецкого милитаризма и нацизма и гарантия, что Германия никогда больше не сможет нарушать мировое спокойствие… Нашей целью не является уничтожение народа Германии, но, только когда нацизм и милитаризм будут ликвидированы, у немцев появится надежда на достойную жизнь и место в сообществе наций“.
Думаю, после всей этой серии разъяснений немцы, как народ, больше всего боялись не формулы „безоговорочная капитуляция“. Они знали, что причинили миру невероятные муки и их ждет справедливое наказание. Нацистских лидеров ждала смерть или тюрьма; нацистов рангом ниже и их сподвижников – крах и унижение. Для высших военачальников и их штабов настал конец карьеры и власти. Для остальных немцев – убогое существование в разгромленной и оккупированной стране. И почти все боялись возможности власти русских.
У меня создалось впечатление, что поддержка формулы безоговорочной капитуляции мало повлияла на сопротивление немцев, разве что, может быть, в последний период войны. Ведь они стремились и надеялись не только получить гарантию того, что они не будут угнетены, но и заключить сделку с Западом, разобщающую их врагов и позволяющую им избежать наказания и выжить, как сильной стране.
Реальный вопрос для союзников – отличный от тактического – заключался в том, как поступить с Германией и немцами после капитуляции. Читая отчеты, я понял, что другого решения быть не могло, даже если бы некой немецкой группе – вроде той, что в июле 1944 года предприняла отважную попытку, – и удалось бы свергнуть Гитлера и его клику и добиться скорейшего заключения мира. Немцам было слишком много за что отвечать, они слишком боялись, они потеряли обычное право на справедливость в человеческом обществе. При безоговорочной капитуляции или без нее их защищали только выдержка и терпимость их врагов и взаимная недоговоренность между союзниками о действиях на территориях, подвластных Западу и Советскому Союзу.
Как поступить с Германией
Принятие решения, как поступить с немцами после капитуляции. было вытеснено разговорами о том, что можно сказать немцам.
Напомним, что Европейскую консультативную комиссию (на заседании которой сэр Уильям Стрэнг из министерства иностранных дел Британии встретился с Уинантом и Гусевым, американским и советским послами в Великобритании) попросили дать рекомендации по условиям капитуляции и созданию органа, который сможет гарантировать, чтобы они выполнялись. Комиссия с самого начала была скована и загнана в тупик. Уинант часто действовал без инструкций; иногда потому, что одно отделение министерства обороны по-прежнему настаивало, что условия капитуляции и оккупации являются чисто военными вопросами и решаться они должны Объединенным комитетом, и больше никем; иногда потому, что различные департаменты американского правительства не могли договориться, как поступить с экономической структурой Германии. Тогда же велись телеграфные споры, самым упорным из которых был спор о зонах оккупации.
Комиссия работала над тремя документами. Один, оговаривающий условия безоговорочной капитуляции, должны были принять немцы. Остальные два должны были подписать три правительства союзников; один из них касался механизма контроля над Германией после капитуляции; во втором излагалась система оккупации и распределялись зоны, контролируемые национальными силами каждого из союзников. Предполагалось, что основным будет четвертое соглашение, утверждающее общую политику, проводимую во всей Германии в период оккупации и контроля. Без этого вся система не будет работать. Соглашение так и не было достигнуто.
О каждом из этих трех соглашений я расскажу отдельно.
Задача разработки механизма капитуляции, который должен был быть подписан немцами, оказалась гораздо проще, чем в случае с Италией. Единственная проблема возникла в марте из-за возмущения Советского Союза по поводу статей в британской прессе о желании Советского Союза использовать немецкие части для работы в Советском Союзе после войны. Но вскоре это было исправлено. Работа над документом во время „Оверлорда“ подходила к концу. и, когда три дня спустя, 10 июня, Гарриман сообщил Сталину о желании президента побеседовать с ним прежде, чем падет Германия. чтобы урегулировать все вопросы, касающиеся этой страны, Сталин ответил, что в этом нет необходимости, во всяком случае в течение трех месяцев, и „…кажется, должно быть достигнуто общее соглашение по принципам капитуляции Германии“.
Смысл ответа Сталина был ясен: три правительства заключили договор по тем вопросам, по которым пришли к соглашению, и оставили нерешенными вопросы, по которым не смогли договориться. Эти нерешенные вопросы были жизненно важны, и затяжка с ними наносила вред авторитету Европейской консультативной комиссии. Среди них были: можно ли использовать немецкие части для принудительных работ; репарации; границы; разделение Германии. Победители не решили их и после капитуляции Германии. Документ, разработанный Европейской консультативной комиссией, в конечном счете не был пущен в дело.
По второму документу, тому, в котором содержались соглашения об исполнении условий капитуляции и контроля над Германией после войны, соглашение было достигнуто довольно быстро. Оно предусматривало создание Контрольного совета, сформированного из представителей трех союзников, оккупирующих Германию. Было договорено, что командующий каждой из оккупационных сил будет и командующим своей национальной зоны, и членом Контрольного совета. Совет должен нести ответственность за все вопросы, касающиеся Германии в целом, в то время как каждый командующий зоной будет осуществлять власть в собственной зоне.
