2. Президент и Государственный департамент не реагировали на желание французов ассимилироваться на Рейнской земле если не сразу, то постепенно.
3. Объединенный комитет одобрил рекомендацию Эйзенхауэра как можно скорее вооружить восемь французских боевых дивизий.
4. Однако президент по-прежнему откладывал решение по требованию де Голля, поддержанному британцами, чтобы мы произвели поставки оружия для послевоенной армии, которое, предположительно, будет использоваться не только для оккупации Германии, но и для защиты Франции.
Пока происходили эти события, способствовавшие появлению Франции в качестве важного элемента в жизни коалиции, ситуации на Восточном фронте опасно угрожало наступление немцев в Арденнах. Об этом и о событиях на других основных театрах военных действий необходимо рассказать прежде, чем начать описание Ялтинской конференции.
Перед Ялтой: координация стратегии Восточного и Западного фронтов
Немцы помешали союзным войскам достичь своей стратегической цели – дойти до Рейна на северном, самом важном участке фронта. В Италии они также свели на нет усилия союзников в болотистой долине реки По. На обоих участках им помогали плохая погода, наводнения и холод, с каждым днем становившийся все сильнее. Немцы бросили на запад крупные резервные силы, которые им удалось сформировать в Германии, а также перебросили дивизии с востока. Уилмот, изучив военные архивы союзников и немцев, пришел к выводу, что в конце 1944 года западные союзники вступили в бой со 100 немецкими дивизиями – 76 на западном фронте и 24 в Италии. Это почти совпадает с оценкой, данной генералом Маршаллом на первом пленарном заседании в Ялте (4 февраля 1945 года): 79 немецких дивизий против 78 союзных и 27 немецких и итальянских фашистских дивизий в Италии против примерно равного числа союзных дивизий.
Уилмот также подсчитал, что в конце 1944 года Гитлер имел на всем протяжении Восточного фронта всего 133 дивизии, по сравнению с 157 дивизиями в период начала вторжения в Нормандию. Из них 58 были отрезаны или задействованы на севере или в Венгрии. Поэтому он подсчитал, что немцы на основном Центральном фронте имели всего 75 дивизий. Цифры, представленные генералом Антоновым, заместителем начальника штаба, и Сталиным на этом же заседании в Ялте, почти совпадают с этими подсчетами. Антонов доложил, что на пути к Кракову, участке крупного наступления советских войск, у немцев «около 80 дивизий», из них только четыре бронетанковых. «Мы создавали группировки так, чтобы они имели преимущество над врагом в пехоте более чем вдвое и решительное превосходство в артиллерии, танках и авиации». Сталин добавил, что на Центральном фронте у Красной армии сосредоточено 180 дивизий, 100 из которых непосредственно участвуют в наступлении. Немецкие дивизии обычно были крупнее русских, но многие из тех, что находились на востоке, были достаточно ослаблены. 14 декабря Сталин заметил Гарриману, что «у русских большое превосходство не в людях, а скорее в артиллерии и в воздухе, но использовались они там, должно быть, больше для видимости».
Эйзенхауэр потерял надежду на решительный успех до наступления зимы. Союзные командующие также были разочарованы; их тревожили признаки усиления немецких воздушных сил на западе, и они боялись, что немцы могут первыми пустить в бой свои реактивные самолеты. Считается, что в конце декабря более двух третей самолетов люфтваффе были направлены против американо-британских воздушных сил и что сосредоточение остальных боевых сил против запада было еще больше.
Продвижение советских войск на Восточном фронте, напротив, превзошло все ожидания. Крупные немецкие армии оказались в изоляции на севере и прижатыми к Балтике на западе. На юге, заняв Белград, войска Красной армии продвинулись по долине Дуная и угрожали разгромом крупным немецким силам в Венгрии. Но главное сосредоточение сил происходило на Центральном фронте у границ Польши, где завершались приготовления к откладываемому наступлению, в результате которого русские должны были попасть в Силезию, откуда открывался путь на Берлин. Именно на это и рассчитывали союзники на Западном фронте, на этот решительный удар с востока, который не позволит немцам отразить запланированное продвижение союзников к Рейну и через него.
На ранних этапах войны Советский Союз постоянно стремился к широкому сотрудничеству в боевых действиях с западными союзниками. Теперь настала очередь американских и британских военных властей, стремившихся обеспечить успешные весенние наступления на западе, просить гарантий, чтобы их советский союзник решительно продолжил свои наступления и поддержал их. Поэтому сопротивление гитлеровских войск на обоих фронтах вызвало, по крайней мере, чувство военной зависимости западных союзников от действий Советского Союза.
Командующие Западным фронтом, начиная с Эйзенхауэра, стремились узнать время и масштабы следующего наступления Советского Союза. Генерал Дин несколько раз пытался получить эту информацию. Когда он потерпел неудачу, попытался Гарриман. На пути из Вашингтона он остановился в ставке Эйзенхауэра, чтобы узнать точку зрения главнокомандующего на сотрудничество с Советским Союзом. 14 декабря он объяснил Сталину, что Эйзенхауэр хочет действовать в согласии с русскими и оказать русским войскам всю необходимую им поддержку и поэтому должен знать ситуацию на Восточном фронте. Сталин сухо заметил, что Эйзенхауэр, должно быть, хорошо ее знает, но, вероятно, хочет узнать, что собираются делать русские. Однако прежде, чем информировать его об этом, он должен посоветоваться со своим штабом. Затем он пожаловался на недавние капризы погоды и сказал, что русские ждут подходящего часа, чтобы начать обширные боевые действия и использовать свое преимущество в артиллерии и в воздухе. Он обещал примерно через неделю дать Гарриману более полный ответ. Посол подчеркнул полезность этой информации, намекая на разные методы наступления, которые может предпринять Эйзенхауэр: постепенные передвижения или внезапный удар, и в этом случае знание планов русских окажется чрезвычайно ценным при принятии важного решения. Сталин только ответил: «Его желание будет удовлетворено». Но дни проходили. Гарримана не приглашали в Кремль слушать подробное изложение планов Советского Союза, а одна встреча Дина с Антоновым мало что дала.
На той же неделе декабря немцы, несмотря на морозы и снегопады, нанесли удар в Арденнах, где на протяжении примерно семидесяти пяти миль протянулся слабо укрепленный фронт. Для этого наступления Гитлер собрал все силы, какие только рискнул снять с других участков, в том числе боеспособные, сильные бронетанковые дивизии. Он исступленно верил, что ему удастся прорваться сквозь укрепления союзников к реке Мез, а затем, повернув на север и северо-запад, дойти до порта Антверпен и отрезать пути подвоза, от которых так зависели северные союзные войска, а также раздробить их силы. Этот безрассудный и угрожающий акт в первые несколько дней встревожил союзных командующих, расстроил их планы и вынудил отказаться от других планируемых операций.
Такой поворот событий еще больше стимулировал желание знать, как скоро и с какой силой русские собираются начать наступление. Поэтому 21 декабря Эйзенхауэр попросил Объединенный комитет еще раз постараться добыть эту информацию. Он известил их, что на Западном фронте появилось несколько немецких дивизий с Восточного фронта, и, если немцы перебросят еще, это может повлиять на будущую стратегию. Он продолжил: «Если… русские решат начать главное наступление в течение этого или следующего месяца, знание этого факта было бы для меня чрезвычайно важно, чтобы привести в соответствие с ним свои планы. Можно ли что-нибудь сделать в целях подобной координации?»
