Ни последующие просьбы Черчилля и Трумэна, ни попытки доказать Молотову в Сан-Франциско, как важно для послевоенного сотрудничества достижение взаимоприемлемого соглашения по польскому вопросу, не заставили Сталина изменить свою позицию. Сталин не был удивлен серьезным комментарием, которым Черчилль закончил свое последнее главное послание по этому вопросу от 29 апреля: «Не особенно утешительно заглядывать в будущее, когда Вы и страны, в которых Вы господствуете, плюс коммунистические партии во многих других государствах выстраиваются все по одну сторону, а те, кто объединяется вокруг народов, говорящих по-английски, и их союзников или доминионов, – по другую сторону. Вполне очевидно, что ссора между ними раздирала бы мир на части и что все мы, руководители каждой из сторон, которым приходилось иметь к этому какое-либо отношение, были бы посрамлены перед историей».
Но Сталина это не волновало; коммунистические лидеры, пока они живы, пишут историю так, как они хотят; от своих последователей они ожидают того же.
С каждым днем становилось все яснее, что варшавское правительство не может быть смещено и не может отвернуться от Москвы. Советское Верховное Командование передало ему власть не только на тех землях, которые принадлежали Польше до войны, но также и на бывших немецких территориях, оказавшихся в русской зоне оккупации, включая Данциг и округа в Силезии. Когда советское правительство впервые спросили об этом, оно 2 апреля сообщило свою точку зрения, согласно которой такая передача не идет вразрез с соглашениями об оккупации и контроле над Германией, «…поскольку ни в вышеупомянутых соглашениях, ни в решениях крымской конференции не затронут вопрос о власти на оккупированной немецкой территории». Далее советское правительство заявило, что этот шаг не может быть связан или отождествлен с будущими границами Польши. Это утверждение было почти наверняка ложным. Премьер-министр Польши 31 марта по радио заявил: «Кроме Гданьска [Данцига] мы получили назад Мазурские земли, Нижнюю и Верхнюю Силезию, и недалек тот час, когда польские границы будут восстановлены на Нейсе, Одере и балтийских берегах». Польская пресса точно так же истолковала этот акт, рассказывая о нем в таких статьях, как «Вся Силезия присоединяется к Польше», «Вся Силезия возвращается родине». Каковы бы ни были намерения и цели, эта территория, а потом и Восточная Пруссия (за исключением той части, которую Советский Союз оставил для себя) вошли в состав Польши. Варшавское правительство начало выселять оттуда оставшихся немцев, чтобы дать там кров польским поселенцам и распределить огромные поместья среди мелких фермеров.
Потом советские спецслужбы в Польше выманили из убежищ оставшихся лидеров польской подпольной армии, связанных с лондонским правительством в изгнании и политическими партиями, из которых состояло лондонское правительство. Несмотря на гарантию личной безопасности, эти шестнадцать человек были арестованы и содержались под арестом в течение многих недель, а советское правительство отрицало, что знает их местонахождение. По настоянию британцев и американцев и из-за распространявшихся слухов узникам наконец было предъявлено обвинение в «диверсионных актах в тылу Красной армии», в терроризме и шпионаже. Спасти их от тюрьмы, где они не представляли бы угрозы для варшавских властей, не удалось. «Только таким способом, – решительно заявил Сталин Черчиллю 5 мая, – Красная армия может защитить свои войска и тыл от диверсантов и нарушителей порядка».
Таким образом, когда 7 мая Германия подписала свою официальную капитуляцию, в коалиции еще наблюдались некоторые разногласия по поводу Польши. Американское и британское правительства отказывались признавать варшавское правительство, за которым стояла Москва, и иметь с ним дело. Это было одним из отчуждающих разногласий, которое заставило президента Трумэна послать в Москву Гопкинса, чтобы выяснить, остаются ли в силе предыдущие соглашения с Россией и сможет ли коалиция, созданная для военной цели, продолжать жить и служить делу мира.
ТРИНАДЦАТЫЙ ПЕРИОД
Весна 1945 года: победа близка, но недоверие между Западом и Советским Союзом мешает общему делу
Немцы предлагают капитуляцию в Италии; поразительное советское недоверие – март-апрель 1945 года
Пока тянулись неприятности, связанные с Польшей, произошел поразительный эпизод, связанный с сигналом о капитуляции немецких сил в Северной Италии. Недоверие Сталина, сдерживаемое во время войны, вырвалось наружу. Его поведение теперь ясно выдало его патологическую подозрительность, а речь свидетельствовала о том, какой негодяй прикрывался сдержанными, ровными манерами.
Во второй половине февраля видный итальянский промышленник барон Луиджи Парилли информировал Геро фон Геверница, доверенного члена Бюро стратегических служб в Швейцарии, что некоторые немецкие официальные лица, включая генерала Карла Вольфа, высокопоставленного офицера СС в Италии, ищут контакта с союзниками с целью прекратить сопротивление в Северной Италии. (Карл Вольф был бывшим офицером Имперской немецкой армии, перешедшим в 1932 году в личный персонал Гиммлера в чине штурмбаннфюрера, что соответствовало капитану, и впоследствии оставался одним из его наиболее близких сторонников.)
Как считают, Вольф был готов передать союзникам Северную Италию на условиях, которые бы помогли избежать бесполезных смертей и бессмысленных разрушений. После тщательной проверки в Лугано состоялась встреча с одним из главных сторонников и помощников Вольфа, который обещал вернуться 8 марта с мандатом и определенными решениями. Аллен Даллес, глава Бюро стратегических служб, сообщил об этом в Вашингтон, Лондон и в штаб союзных сил в Казерте, заявив, что, если не поступит противоположных указаний, он выслушает эмиссара и отпустит его. Вольф 8 марта сам прибыл в Цюрих и информировал Даллеса, что убежден в необходимости немедленной капитуляции Германии и сделает все возможное, чтобы заставить фельдмаршала Кессельринга, немецкого главнокомандующего в Италии, согласиться на капитуляцию и убедить его тайно приехать в Швейцарию и встретиться с нашими военными представителями.
Отчет об этой беседе был тотчас же передан в штаб союзных сил в Казерте и американскому и британскому начальникам штабов. В своих посланиях Даллес подчеркнул, что не участвовал ни в каких переговорах, а просто выслушал генерала Вольфа и уведомил его, что мы заинтересованы лишь в безоговорочной капитуляции. Он по-прежнему считал, что вопрос еще подлежит тщательной проверке. Но фельдмаршал Александер решил действовать, не ожидая решения Кессельринга. 11 марта он сообщил Объединенному комитету, что собирается послать своего американского заместителя начальника штаба генерала Лемницера и его британского помощника, начальника штаба (разведки) генерала Эри, в Швейцарию. Он объяснил, что эти офицеры получили указание передать немцам, что те должны прибыть в его штаб в Казерте, договорившись о способе сообщения с Кессельрингом; и что переговоры в Казерте должны касаться только военной стороны безоговорочной капитуляции. Необходима осторожность, заметил Александер, потому что Вольф и остальные члены его группы связаны с Гиммлером.
Объединенный комитет разрешил Александеру действовать и тотчас же послать в Швейцарию своих представителей. Однако ему было сказано, что, по мнению Объединенного комитета, о происходящем следует немедленно сообщить русским. Кроме того, Объединенный комитет приказал Александеру не вступать в контакт с немцами до получения особого распоряжения. 12 марта Гарриман и Кларк Керр отдельными письмами передали отчет Александера Молотову. Объединенный комитет, говорилось в них, согласился на предложение Александера при условии, что тот не пошлет своих людей в Берн до тех пор, пока не будет информировано советское правительство.
