Второе послание (отправленное 6 апреля) в аналитической мысли зашло дальше. «Уже в течение нескольких месяцев заметно, – говорилось в нем, – что советское правительство в своей внешней политике придерживается трех линий:
1. Всеобъемлющее сотрудничество с Соединенными Штатами и Британией во всемирной организации безопасности;
2. Создание собственного кольца безопасности путем установлением господства в пограничных государствах;
3. Проникновение в другие страны путем насилия над демократическими процессами с помощью местных коммунистических партий и использования экономических трудностей.
Остается надежда, что советское правительство ради продолжительного сотрудничества ограничит свои цели, нарушающие равновесие. Но оно, конечно, на это не пойдет; оно, безусловно, сделает все возможное, что бы ни ожидалось от всемирной организации мира, чтобы создать кольцо безопасности вокруг Советского Союза путем контроля над пограничными государствами».
«По крайней мере, – продолжал посол, – советское правительство уверено, что ему удастся заставить нас согласиться с этим. Поэтому, когда мы сопротивляемся, оно платит нам тем же, например, когда Сталин отказался послать Молотова на конференцию в Сан-Франциско, хотя знал, какое значение мы придаем ее успеху. Есть много доказательств того, что наше отношение, которое я считаю великодушным и тактичным, рассматривалось как признак нашей слабости и потребности в сотрудничестве с ними. Урок, преподанный Москве, заключается в том, что мы должны платить той же монетой: мы должны отстаивать позиции, неприятные для советских властей, если они будут отстаивать позиции, неприятные для нас; и причинять им вред, если они причинят вред нам. Именно таким образом, кажется мне, нам удастся заключить соглашение с Советским Союзом на приемлемых условиях». Посол добавил, что, предлагая этот совет, он надеется, что его не поймут превратно. «До недавнего времени спорные вопросы, возникавшие у нас с Советами, были относительно мелкими в сравнении с их вкладом в войну, но теперь нам надо устанавливать новые отношения. Я, как Вам известно, являюсь самым серьезным защитником наиболее тесных взаимопониманий с Советским Союзом, поэтому я лишь пытаюсь найти лучший способ достижения этого взаимопонимания».
Это мнение о необходимости изменения основы отношений с советским правительством постепенно переросло в твердое убеждение, разделяемое послом Гарриманом и генералом Дином. Посла больше всего шокировала и встревожила его неудачная попытка заключить в комиссии соглашение по реорганизации польского правительства. Кроме того, на его чувства и суждения повлияли многие действия Советского Союза, которые он считал недружественными и алчными. Вот некоторые из них:
1. Отказ на нашу просьбу послать в Польшу контактные команды с целью помощи в эвакуации военнопленных американцев, противоречащий соглашению, заключенному в Ялте.
2. Закрытие аэродрома в Полтаве на том основании, что он стал неэффективным. Это оправдывало задержание летчиков, последовавшее после нескольких признанных инцидентов, когда они помогали польскому подполью и даже поспособствовали нескольким людям бежать из Польши.
3. Отказ в нашей просьбе разрешить послать в Москву миссию с целью договориться об использовании американцами аэродромов близ Будапешта.
4. Игнорирование неоднократных требований улучшить курьерскую, почтовую и морскую службы, обеспечивающие связь американского посольства в Москве с внешним миром.
5. Нежелание позволить американским морским офицерам вести наблюдение за разгрузкой американских судов, обеспечивающих поставки от Организации помощи и реабилитации странам антигитлеровской коалиции в порту Констанца.
Добавим, что и Гарриман, и Дин чувствовали, что с ними и их персоналом зачастую обходятся оскорбительно.
На поведение Рузвельта влиял его опыт, но способ, которым Советский Союз стремился достичь определенных социальных целей, к которым стремился и он, не очень нравился ему. Не осталось свидетельств порывов его ума и души, которые бы рассказали нам, до какой степени в этот последний и наиболее трудный период его пребывания в должности, незадолго до смерти, отказ следовать совету Гарримана согласуется с его собственным взглядом на факты и проблемы.
Союзникам, столкнувшимся со сложностями в отношениях с Советским Союзом, потребовалось сделать паузу прежде, чем изменить способ обхождения с ним, несмотря на то что они были общими врагами Германии. Если даже цели Советского Союза в Европе окажутся именно такими, как говорилось, можно ли помешать их осуществлению имеющимися у нас мерами? Можно ли их сдержать противодействием, если мы не хотим надолго оставлять американскую армию в центре Европы? Даже если это можно сделать, не лишимся ли мы помощи русских в войне против Японии? В общем, не практичнее и не перспективнее ли продолжать влиять на Советский Союз дружбой и пониманием его нужд? Не станут ли многочисленные вопросы, по которым возникли особенно острые разногласия, например состав польского правительства и поведение контрольных комиссий в некоторых странах Восточной Европы, со временем не такими уж важными?
В Варм-Спрингс Рузвельт выглядел усталым человеком, надеющимся вернуть нормальную силу и здоровье. Его все больше и больше занимали мысли о встрече, которая вскоре начнется в Сан-Франциско, но каждодневные события постоянно отвлекали его от этих мыслей. Какая цена должна быть и будет заплачена за успех этой встречи? Такая, думал, наверное, он, которая будет оправдана верой и справедливостью. С таким вот широким спектром важных и запутанных проблем столкнулся Трумэн.
Трумэн решил не отступать от курса Рузвельта и не отказываться от его методов до тех пор, пока они не окажутся полностью бесплодными. Он воздержался от действий, направленных только на то, чтобы отомстить Советскому Союзу за какой-либо отказ или оскорбление. Он не стал прибегать к возмездию. И что очень важно, он сопротивлялся совету, столь искусно данному Черчиллем, чтобы ходом военных действий в Европе положить предел экспансии советского влияния; и чтобы наши силы оставались в Европе до тех пор, пока это будет необходимо для того, чтобы помешать Советскому Союзу вести себя столь деспотично. Все, что он вынужден был делать, продолжая попытки умерить желания и намерения Советского Союза, имело целью отсрочить принятие соглашений о помощи американцев в восстановительных работах в Советском Союзе после войны.
Следуя этому курсу, Трумэн чувствовал себя верным идеям и идеалам военачальника, в наследство от которого ему достались эти важнейшие вопросы. Уверенность ему придавал тот факт, что он действовал при надежной поддержке адмирала Лихи, секретаря Стимсона, генерала Маршалла и других военных советников, на которых он полагался.
Примечательно, что в начале марта Объединенный комитет рассмотрел программу возмездия и давления, представленную генералом Дином, и не одобрил ее. Он категорически высказался против более поздних подобных предложений, несмотря на многочисленные отрицательные ответы Советского Союза на требования по различным военным вопросам, тон которых становился все грубее.
