Позже утверждалось, что нежелание американских властей сполна воспользоваться выгодной военной ситуацией было большой ошибкой. Сделай они это – говорили, Запад склонил бы советское правительство одновременно с их отступлением на запад отступить на восток. Как бы ни развернулись события, цель, очевидно, была бы достигнута только в том случае, если бы американское и британское правительства согласились держать свои войска на месте столько, сколько это понадобится.
Заключительные акты капитуляции были осуществлены искусно и с большой прямотой. Советскому правительству не дали шанса отложить капитуляции в Италии и на Западном фронте или участвовать в них. Но ответы на предложения немцев не дали советскому правительству возможности заподозрить нечестную игру. Нацистские лидеры, обладавшие властью в эти последние роковые дни, до самого конца прилагали неимоверные усилия к тому, чтобы вбить клин между своими врагами. (Немецкое командование до самого конца считало, что западные союзники, из-за страха перед коммунизмом, вполне могут задуматься о сепаратном мире и установить фронт против советских войск. См. мемуары фельдмаршала Кессельринга, немецкого главнокомандующего на Западном фронте.)
Первый акт заключительной драмы прошел в Италии. После середины апреля положение немецкой армии в Италии стало безнадежным. Союзники начали финальное наступление. 21 апреля они захватили Болонью, а через два дня приступили к форсированию реки По. 24 апреля Вольф снова появился в Швейцарии с представителем Витингоффа и заявил о готовности ехать в Казерту для подготовки соглашения о капитуляции. Объединенный комитет разрешил принять их в Казерте. Как вскоре будет сказано, 25 апреля Сталина убеждали, в связи с предложением о капитуляции на Западном фронте, поддержанным Гиммлером, что американское и британское правительства считают единственно верной политикой безоговорочную капитуляцию на всех фронтах. Наконец 26 апреля его информировали о возобновлении контакта, имеющего целью соглашение о капитуляции в Италии, и попросили прислать советского представителя, чтобы присутствовать на любых переговорах, которые состоятся в штабе союзных сил в Казерте. Сталин тотчас же назначил генерала Кисленко, советского члена Консультативной комиссии в Италии.
28 апреля немцы прибыли в Казерту. На первой официальной встрече начальник штаба Александера ознакомил их с предлагаемыми условиями капитуляции. Они касались только военных вопросов и мер и гарантировали полную капитуляцию всех немецких и итальянских фашистских войск на этом фронте со всем оружием и снаряжением. Соглашение, заключенное 29 апреля, назвали «механизмом местной капитуляции». Оно было обращено к немецким и другим войскам под командованием или контролем немецкого главнокомандующего на юго-западе.
Оно обеспечивало «безоговорочную» капитуляцию. В нем содержались только военные положения. В одной из его первых глав, «Приказ стоять на месте», читаем: «Все войсковые соединения, части и подразделения немецких наземных сил, где бы они ни были, останутся на своих нынешних позициях и будут ждать дальнейших распоряжений от союзного командования». И это выбило из строя всю немецкую авиацию.
29 апреля немцы подписали, а тремя днями позже акт о капитуляции вступил в силу. Более полумиллиона немцев, которые еще находились на юге Альп, сложили оружие.
Полная капитуляция на всех остальных фронтах была не за горами. Американцы и русские встретились на Эльбе; британцы и русские собирались встретиться на Балтике близ Любека; русские группировались для рывка на последние укрепления Берлина. Узнав о решении Гитлера до последнего оставаться в своем подземном убежище в Берлине, Гиммлер взял инициативу в свои руки. Он решился говорить от имени немецкого правительства на том основании, что Гитлер больше не может этого делать, так как изолирован, серьезно болен или уже мертв. В шведском консульстве в Любеке он встретился с графом Бернадоттом, главой шведского Красного Креста, и попросил этого посредника устроить ему встречу с Эйзенхауэром, чтобы капитулировать на всем Западном фронте. Бернадотт усомнился, будет ли принято это предложение, но согласился способствовать исполнению просьбы, если немецкие войска в Норвегии и Дании тоже капитулируют. Гиммлер заявил о готовности этих войск капитулировать перед британским, американским или шведским командующим. Когда его спросили, что он собирается делать, если западные союзники не примут его предложение, Гиммлер ответил, что примет командование Восточным фронтом и погибнет в бою.
Очевидно, он предполагал поссорить Запад с Россией, поскольку также добавил, что надеется некоторое время продолжать борьбу на востоке.
Американский и британский послы в Стокгольме Гершель Джонсон и сэр Виктор Маллет доложили о предложении Гиммлера своим правительствам. 25 апреля Черчилль тотчас же связался по телефону с Трумэном.
Трумэн с Черчиллем согласились предупредить Гиммлера, что ему (или любому другому немцу) придется капитулировать перед всеми тремя союзниками одновременно и везде. Черчилль немедленно направил послание Сталину, в котором рассказал о предложении Гиммлера и добавил: «Поскольку это касается правительства его величества, не может идти речи ни о чем меньшем, кроме как об одновременной безоговорочной капитуляции перед тремя главными державами. Мы считаем, что Гиммлеру нужно сказать, что военнослужащие германских вооруженных сил, как одиночки, так и находящиеся в соединениях, должны повсюду сдаться на месте союзным войскам или их представителям».
Трумэн согласился с ним и тотчас же отправил параллельное послание Сталину.
Сталин ответил Черчиллю: «Ваше предложение о предъявлении Гиммлеру требования безоговорочно капитулировать на всех фронтах, в том числе и на советском фронте, считаю единственно правильным. Зная Вас, я не сомневался в том, что Вы будете действовать именно таким образом». На ироничное отношение Черчилля к этой фразе указывает хотя бы тот факт, что в своих воспоминаниях он выделил ее курсивом. Там же Черчилль заметил, что это «…было самое сердечное послание, которое я от него когда-либо получал».
Трумэну Сталин ответил подобным же образом: «Считаю Ваш предполагаемый ответ Гиммлеру о безоговорочной капитуляции на всех фронтах, в том числе и на советском фронте, совершенно правильным. Прошу Вас действовать в духе Вашего предложения, а мы, русские, обязуемся продолжать свои атаки против немцев».
26 апреля американскому и британскому послам в Стокгольме было поручено передать этот ответ Гиммлеру.
Эйзенхауэр отправил Маршаллу послание, в котором выразил свое удовлетворение этим указанием. Он сказал, что, когда Черчилль позвонил ему, получив послание из Стокгольма, он, Эйзенхауэр, энергично посоветовал ему занять позицию, изложенную в указании, и Черчилль согласился, что предложение Гиммлера похоже на последнее, отчаянное усилие создать раскол между Западом и русскими. «В каждом шаге, который мы предпринимаем в последние дни, – добавил Эйзенхауэр, – мы пытаемся быть предельно осторожными в этом отношении».
Но Гиммлер исчез.
В копии завещания Гитлера, найденной в его бункере, главой немецкого государства и главнокомандующим вооруженных сил назван адмирал Дениц. По инициативе Деница 3 мая старшие немецкие офицеры передали в штаб Монтгомери предложение фельдмаршала Кейтеля, начальника штаба верховного командования вермахта (ОКБ), разрешить трем немецким армиям, действующим на русском фронте, отступить к западу от Эльбы, а также разрешить пройти через британский фронт к Шлезвиг-Гольштейну гражданским беженцам. Монтгомери отказался принять это предложение, имевшее целью избежать капитуляции перед русскими, и отослал немецких эмиссаров обратно. На следующий день, 4 мая, адмирал фон Фридебург вернулся с полномочиями от Деница и Кейтеля безоговорочно капитулировать на фронте Монтгомери – на северо-западе Германии, в Голландии и Дании. Монтгомери согласился, и капитуляции были подписаны, а на следующее утро вступили в силу. Они считались тактическими капитуляциями на поле боя.
