Наконец дело продвинулись вперед. Советские военные организации работали вместе с американцами, чтобы подготовить базы в Полтаве. Решение о мишенях для первой экспедиции было совместным. Эскадрильи русских истребителей обеспечивали бомбардировщикам защиту, а русские бомбардировщики атаковали немецкие аэродромы, чтобы ослабить оборону немцев. Командир американской эскадрильи летел на первом самолете, который в русской прессе описан как «серебряный самолет» с надписью «Янки Дудл» на фюзеляже. Как только американец приземлился, к нему подошел командующий советскими воздушными силами и преподнес ему букет цветов. Гарриман едва избежал «объятия победы». Несколько дней спустя генерал Икер (главнокомандующий союзных воздушных сил на Средиземном море) приказом Рузвельта вручил медаль Почетного легиона русскому генералу, командующему базой, который, если уж на то пошло, был взволнован сильнее, чем американцы. Насколько высок был энтузиазм среди офицеров американских воздушных сил, стало ясно 5 июня, когда генерал Икер встретился с Молотовым. Американский генерал сказал, что хочет предложить Красной армии всю имеющуюся у нас оперативную информацию о немецких воздушных силах и их тактике, а также о боевом опыте воздушных сил США в Италии и Англии. Далее он предложил взять с собой представителя советских воздушных сил, чтобы тот смог увидеть техническое оснащение воздушных сил США и их работу. Молотов ответил, что он уверен, что советские власти воспользуются этим великодушным предложением.
Но когда во время следующей беседы со Сталиным Гарриман поблагодарил его за предоставленные базы, Сталин спокойно заметил: «Это самое меньшее, чем мы можем вам помочь». Гарриман доложил, что советские официальные лица подчеркивали в беседе с ним не только тактическую важность операции, но и ее огромное влияние на умы людей, как в Советском Союзе, так и в среде врага: ведь она опровергала пропаганду Гитлера – Геббельса о том, что среди союзников могут возникнуть разногласия.
Сцены братства по оружию после первого успешного полета из Полтавы были такими же радостными, как и те, что разыгрывались в Советском Союзе при вести о взятии Рима 4 июня и высадке в Нормандии утром 6 июня. Американцы, британцы и канадцы поднимались по вздымающимся дюнам, а за их движениями восхищенно наблюдали даже из Москвы! «Второй фронт» – особый передний край во Франции, которого советские власти так долго ждали, существовал!
Эта широкомасштабная операция была тщательно спланирована в Тегеране. Сталин в то время думал, что командовать ею будет генерал Маршалл. Но когда ему сообщили, что командование поручено Эйзенхауэру, он принял это совершенно спокойно и сказал Гарриману: «Я удовлетворен. Он очень решительный человек и обладает огромным опытом в проведении десантных операций».
В директиве, данной Эйзенхауэру Объединенным комитетом, его задача характеризовалась ясно и кратко: «Вступить на Европейский континент и во взаимодействии с другими силами Объединенных Наций пройти в самое сердце Германии и разгромить ее вооруженные силы. Вступление на континент назначено на май 1944 года. Когда будет взято достаточное количество портов, дальнейшие усилия направить на захват территории, которая облегчит как наземные, так и воздушные операции против врага».
Рузвельт и Черчилль периодически подробно информировали Сталина, как продвигается разработка планов и подготовка операций «Оверлорд» и «Энвил», а также битва в Италии. Сталин отвечал словами благодарности и короткими отчетами о том, что происходит на советском фронте. Он не стал заранее предупреждать о готовящемся наступлении советских войск, которое по времени должно было совпасть с «Оверлордом». Его не просили об этом, а Эйзенхауэр не счел приличным задавать такой вопрос. Черчилль и президент были с ним согласны. Причиной умолчания, на которую намекали советские официальные лица, явилось неумение американским правительством хранить секретные сведения, получаемые из других источников.
18 апреля Сталин с удовлетворением узнал из доклада Рузвельта и Черчилля, что форсирование Ла-Манша будет осуществлено в запланированное время (в начале июня) и в полную силу. Он сообщил, что Красная армия в то же время начнет новое наступление, чтобы максимально поддержать англо-американские операции. Поскольку день вторжения приближался, Черчилль забыл свои тревоги и с энтузиазмом благословил перспективу атаки. Только августейший приказ и серьезные протесты министерства обороны и старших военачальников удержали его от непосредственного участия в первой волне наступления. Но, как только передовые отряды захватили небольшую территорию, его больше ничто не сдерживало, и он помчался туда.
Первые срочные бюллетени об успешной высадке союзников во Франции Сталин воспринял с присущей ему официальной сдержанностью: «Мы приветствуем вас и отважных британских и американских воинов и от всей души желаем вам дальнейших успехов». Но 10 июня, встретившись с Гарриманом, только что вернувшимся из Соединенных Штатов, он выразил искреннюю радость. Когда ему показали карту с отмеченными местами высадки союзных войск и территорией, занимаемой ими в настоящее время, он произнес: «История войны никогда не знала столь грандиозной операции. Даже Наполеон не сделал ничего подобного. Гитлер намечал подобную операцию, и с его стороны было глупостью не осуществить ее!»
Это краткая версия его высказываний, приведенная по американской стенограмме беседы. В послании Черчиллю, отправленном им на следующий день, 11 июня, говорится то же самое. Вот это послание: «Совершенно очевидно, что высадка, замышлявшаяся с грандиозным размахом, полностью удалась. Моим коллегам и мне ничего не остается, как только признать, что военная история не знала операции, равной этой по размаху, широте замысла и мастерству исполнения. Хорошо известно, что план Наполеона по пересечению Ла-Манша в свое время бесславно провалился. Истеричный Гитлер, в течение двух лет хваставшийся, что преодолеет Ла-Манш, не смог даже намекнуть на реальность выполнения своей угрозы. Только нашим союзникам удалось с честью осуществить грандиозный план пересечения Ла-Манша. Это событие останется в истории как высочайшее достижение».
При этой же беседе Сталин объяснил, что конкурирующее наступление советских войск немного откладывается, так как на освобождение Крыма и передислокацию войск потребовалось больше времени, чем предполагалось. Однако в тот же день он приказал советским войскам, начавшим наступление против финнов севернее Ленинграда, в течение пятнадцати дней передислоцироваться на другой участок фронта и начать к июлю широкомасштабное наступление по всему фронту. Советские войска действовали в соответствии с этим измененным планом. Сталин не упускал случая, чтобы не обратить внимания на это обстоятельство. Но его постоянно мучили подозрения, которые проявились в замечании, которое он сделал 26 июня во время очередной встречи с Гарриманом. Речь шла о проведении согласованных наступлений, о которых договорились в Тегеране. Сталин сказал, дескать, «кое-кто сомневается в правильности его действий». Гарриман ответил, что ничего подобного он не слышал, более того, высшие лица Америки, которых он назвал, совершенно уверены: наступление советских войск начнется в оговоренные сроки, и потому не спрашивали о его масштабах и направлении удара. Но убедить Маршала было нелегко. Он снова повторил, что, по его мнению, «в некоторых кругах еще сомневаются».
