Он же начал строить общественные здания, школы, прокладывать дороги в необжитые места, всячески содействуя освоению новых земель, сдавая плодородные участки как вольным переселенцам, так и ссыльным, отбывшим свой срок наказания.
«Суворов» первым привёз долгожданное известие о свержении Наполеона, о вступлении союзных войск в Париж. Естественно, команда его стала свидетелем ликования всех жителей Сиднея, которые выражали чувство признательности русским — главным победителям в войне с «узурпатором и врагом всего человечества». В знак особого почёта русскому шлюпу отвели стоянку не в Нейтральной бухте, где разрешалось бросать якоря иностранным кораблям, а напротив губернаторского дворца.
«А как встретят нас англичане нынче?» — подумал Фаддей, вглядываясь в даль в надежде увидеть берега Новой Голландии, как привык называть ещё с Корпуса Новый Южный Уэльс.
29 марта в полдень засинел мыс Южной Георгии, показалась холмистая земля, заросшая лесом. Учащённо забилось сердце. При виде зелёных берегов, красивых долин, желтеющего песка и малых голубых заливчиков даже не поверилось, что южнее этих райских мест лежит мрачная ледяная пустыня, где пронзительно кричат вечно голодные птицы, где душа охладевает, люди становятся хмурыми и равнодушными, как сама природа. Теперь же под чистым небом, на фоне величественной красы берегов улыбки тронули обветренные лица матросов. Четыре с лишним месяца после Рио они не видели приятной тверди. В лесу дымились костры, отмечая присутствие туземцев, — это был тоже новый предмет для любопытства и воображения. Фаддей уже думал назавтра войти в Порт-Джексон, однако к вечеру наступил штиль, ночью задуло с севера. Пришлось целые сутки лавировать при виде костров аборигенов у побережья, к которому невозможно было подойти.
Но «Востоку» всё же удалось пройти к порту. У входа в залив на лодке подъехал лоцман — красно-рыжий старик с седой бородой и фарфоровой трубкой в зубах.
— Нет ли в порту русского шлюпа «Мирный»? — задал ему первый вопрос Фаддей.
Старик отрицательно покачал головой и проговорил:
— Недели три назад отсюда ушли два ваших судна.
Фаддей понял, что лоцман имел в виду корабли «Открытие» и «Благонамеренный» капитанов Васильева и Шишмарёва, которые отправлялись на Камчатку и далее. Беллинсгаузен надеялся, что Лазарев, следуя свободным ото льдов курсом, прибудет раньше, однако при бурных погодах и в ночное время он чаще приводил шлюп к ветру, чтобы не пропустить какой-либо неизвестный остров, потому и задержался.
Присутствие лоцмана оказалось кстати. Проход в бухту прикрывала подводная каменная гряда, через неё мог провести корабль только знающий человек. Тем не менее капитан послал на бак вахтенного с лотом.
— Глубина? — крикнул в рупор.
— Двадцать футов... Семнадцать...
— Лиселя долой! Грот и фок на гитовы!
Паруса мгновенно убрали, но под марселями и брамселями шлюп набирал не меньше десяти узлов.
— Десять! — что есть силы закричал вахтенный.
— Марса-фалы и брам-фалы долой!
Шлюп, остановленный в беге, пошёл тише.
На половине пути от входа в залив с моря до города подошёл катер. На борт поднялся высокий, горбоносый, барственный джентльмен в строгом чёрном мундире. Высокомерным он показался только на первый взгляд. Важное лицо вдруг преобразилось, как только англичанин подошёл к капитану и пожал руку.
— Начальник Сиднейского порта Джон Пайпер, — представился он и тут же не по-протокольному искренне добавил: — Я счастлив увидеть вас, русских моряков, дерзнувших залезть в пасть самому дьяволу.
Оказывается, от Васильева Пайпер узнал, что первый отряд Беллинсгаузена намеревается найти полярный Южный материк. Англичанин передал письмо, написанное рукой младшего Лазарева, Алексея, с «Благонамеренного».
Фаддея поразила гавань. Воистину в неё бы могли вместиться все флоты мира. Сам город находился в седловине двух высоких холмов. С правой и левой стороны вход в гавань защищали две батарейные площадки. С ними «Восток» обменялся уставными салютами, хотя в этом не было необходимости, поскольку на борту находился сам начальник порта.
— Где прикажете бросать якорь? — спросил капитан Пайпера.
— В знак доброго отношения русским кораблям отныне определено самое удобное место, — ответил тот, показав на губернаторский дворец. Фаддей покосился в сторону Нейтральной бухты. Там сиротливо отстаивались два французских исследовательских судна. «Вот так высоко поднялась слава матушки-России», — внутренне улыбнулся он.
Убрали паруса, закрепились на якорях.
— Не угодно ли нанести визит сэру Макуари? — предложил Пайпер.
— Разумеется, только разрешите взять с собой мичмана Демидова, он более силён в английском.
Беллинсгаузен отдал несколько распоряжений Завадовскому, затем они спустились втроём на катер Пайпера.
Пока они шли к самому приметному из всех зданий — губернаторской резиденции, построенной в итальянском стиле с парадным входом, колоннами, обширным садом, любезный Пайпер принял на себя роль гида. У пристани стояли три магазина. В них по сходной цене продавались товары для хозяйства и кухни. Пайпер сообщил, что сюда часто приходят купеческие суда из Ост-Индии, потому шелка, миткаль, кисея, батист очень дёшевы. Зато дороги товары, перекупленные у русских, — парусина, полотно, холст, железо, стеклянная посуда. Дюжина простых стаканов стоит 24 шиллинга. Он предупредил, что губернатор никому не позволяет привозить лишь ром. Однако для русских по особенному благоволению позволит свозить на берег не более одной бутылки, только не для продажи, а обмена на какую-нибудь вещь. Далее подошли к воспитательному дому, полковому собору и обсерватории. Жилые кирпичные домики, выкрашенные разными красками, как в Лондоне или других городках метрополии, имели привлекательный вид. Перед каждым были палисадник с декоративными цветами, песчаными дорожками, газончиками, а позади виднелись огород и сад, где росли самые разные фрукты и овощи. Фаддею припомнились бедные деревеньки России с домами под содоменными крышами, разбитыми дорогами, покосившимися хлевами — без цветов и деревьев. «Ну почему у нас всё не так?» — с болью подумал он.
А Пайпер между тем рассказывал о том, что здесь благодаря удобному местоположению и умеренному климату вольные переселенцы и бывшие каторжники делаются рачительными хозяевами, наживают богатство экономией и улучшением земледелия.
Главная площадь была окружена муниципальными зданиями.
— Каких-то тридцать лет назад здесь стояли бараки и жили преступники, из коих всего дюжина владела строительными навыками, — сказал англичанин, открывая железную калитку.
Губернатора застали в саду у небольшого домика. Макуари оказался довольно пожилым человеком с белой головой, выцветшими глазами и бронзовым загаром. Увидев русских офицеров в сопровождении начальника порта, он вроде бы даже обрадовался, что его оторвали от возни с розами. Он пригласил в домик, оказавшийся кабинетом и спальней, предложил вина и фруктов, внимательно выслушал просьбы Беллинсгаузена о снабжении команды продовольствием, дровами, устройстве обсерватории для астронома, тут же приказал Пайперу всем обеспечить, а лес позволил рубить на северной стороне Порт-Джексоновского залива.
