— Может, вам понадобится помощь в ремонте? — осведомился он.
— Благодарствую, мы справимся своими силами.
— Тогда завтра прошу оказать честь отобедать у меня с вашими офицерами.
Беллинсгаузен и Демидов откланялись и опять же с Пайпером направились к берегу, где их ожидала шлюпка. Поражённый столь тёплым приёмом, Фаддей спросил Пайпера напрямик:
— Джон, генерал и в самом деле такой щедрый человек?
— Только с русскими, — ответил начальник порта. — Он проехал по России на пути из Индии в Англию. Путешествие из Астрахани в Петербург оставило у него, пожалуй, самые приятные воспоминания, хотя после Тильзитского сговора на него в России смотрели как на английского шпиона. Бед он претерпел тогда немало. Но Лачлин незлопамятен. Часто занимательно рассказывал разные истории, приключившиеся с ним в дороге...
Показав места для лесоразработок и устройства обсерватории, ставшие своеобразным островком русской колонии, Пайпер простился и заторопился к торговцу Бруксу, чтобы тот озаботился немедленной доставкой на шлюп свежей говядины, овощей и фруктов.
К полудню на «Восток» прибыло и туземное «начальство» с семейством и свитой. Изъясняясь на скверном английском, по-придворному расшаркиваясь и кланяясь, в рваных матросских штанах и с медной бляхой на шее главный из них — Бонгари — представил свою жену Матору, полузакрытую байковым одеялом, полубелую дочь, явно европейского замеса, и совсем нагого чёрного сына, похожего на отца.
Вождь показал на северную сторону и важно объявил:
— Это мой берег. — Оглянулся на своих товарищей, добавил: — Это мой народ.
Фаддей приказал выдать всем по стакану грога, сухарей и масла, сколько съедят. Увидев такую щедрость, Бонгари стал клянчить табаку, одежд, денег. Пришлось подарить горсть витого бразильского табака.
— А платья и гинеи вы получите, когда привезёте нам рыбы, ясивых птиц, кенгуру и других животных из вашего леса, — сказал Фаддей, поняв, что привычное гостеприимство здесь неуместно.
— О ес, ес! — с готовностью воскликнул Бонгари.
От шлюпа «начальство» с придворными отъезжало полупьяным и крикливо возбуждённым. Матора непристойно кривлялась и вопила, называя себя королевой, Бонгари пытался плясать, но едва не вывалился из лодки, только товарищи удержали его от падения.
8
«Русским адмиралтейством» прозвали место, отведённое Пайпером для обсерватории, выпаса скота и ремонта шлюпа. Чугунную печку наполнили песком, отверстие для трубы залили свинцом, и на этом фундаменте астроном Симонов с подштурманами Андреем Шелкуновым, Петром Крюковым и унтер-офицером артиллерии Иваном Корнильевым установили инструмент для наблюдения днём истинного полдня, а ночью — прохождения через меридиан звёзд южного полушария. Таких работ здесь ещё никто не проводил.
Вблизи палатки астронома и его помощников поставили ещё две — для караульных и бани. В караул капитан назначил цинготных Губея Абдулова и Степана Сазонова, выдал им и ружья на случай нападения диких или попыток ссыльных чего-нибудь украсть. Такое уже бывало с Куком. У него из обсерватории украли квадрант — самый главный из приборов, без которого наблюдения за прохождением Венеры лишались всякого смысла. Хорошо, что быстро хватились и с помощью простодушных туземцев удалось по частям отыскать и починить его.
Свезли на берег и кузнеца Петра Курлыгина с его походной мастерской.
В бане из чугунного балласта матросы сделали печи с трубой. Нагревали воду в бочках с помощью раскалённых железин. Чтобы пар не выходил через парусину, палатку непрестанно поливали из брандспойтов. Русским людям, с малолетства привыкшим мыться и париться в бане, такое сооружение доставляло истинное удовольствие. Многие находили его даже лучшим, чем каменная или деревянная баня, — здесь легче дышалось. Нечто подобное устраивали и на палубе шлюпа в южных широтах, нагревая воду из растопленного льда. Беллинсгаузен заставлял мыться всю команду, сам показывал пример, считая, что чистота тела немало способствовала поддержанию здоровья в многомесячных плаваниях под парусами.
1 апреля «Восток» посетили генерал Макуари и вице-губернатор Эрскин, начальник размещённого здесь 48-го новоюжноуэльского полка. Завадовский при почётном карауле под барабанную дробь нисколько не хуже вышколенного лейб-гвардейца в Букингемском дворце отсалютовал шпагой и отдал рапорт, чем приятно удивил англичан. Гости осмотрели шлюп, побывавший во льдах, отведали русских щей и грога. Макуари сказал капитану:
— И всё же вы нуждаетесь в серьёзном ремонте, коль собираетесь в будущем году снова отправиться на юг. Могу порекомендовать добрых мастеров. Хотите?
— Нет, ваше превосходительство, у нас мастеровых своих хватает, а за участие и гостеприимство большое спасибо, — ответил Фаддей, чувствуя, что между ним и губернатором возникают дружеские отношения.
— На днях собираюсь посетить наш новый маяк. Оттуда открываются чудные виды. Поедете со мной?
— Таким предложением грех пренебречь.
Провожали высоких гостей под громогласное «ура» и пушечную стрельбу. Потом приступили к ремонту.
Чтобы облегчить шлюп, часть грузов переместили в корму или свезли на берег. Несколько медных листов оторвало при ударах о льдины. Тимерман с плотниками нашли нужные для исправления крепкие деревья, обтесали их и пригнали к тем частям бортов, которые пострадали больше других. Остальные матросы заготавливали дрова, перетягивали такелаж. От холода в южных широтах он сильно натянулся, а в тепле ослабел так, что пришлось перевязывать стороны и весь клетинг — тонкие верёвки, которыми обматывали тросы для предохранения от трения и перетирания.
Через неделю в восемь утра Макуари, Беллинсгаузен и Завадовский в карете, а остальные офицеры с адъютантом губернатора на катере отправились к маяку на крутой возвышенности метров за сто. На ней из неотёсанного камня была сложена двадцатиметровая башня, непробиваемая никакими орудиями. С неё и впрямь открывалась роскошная панорама: с одной стороны лазоревое море и громадные рыжие скалы, с другой — цветущие долины, густые тёмные леса, обработанные поля, сады, дачи и сам город — наряженный, точно денди на светском рауте.
Фонарь маяка представлял собой треугольную вращающуюся пирамиду. Пирамида совершала поворот ровно за шесть минут, и каждая тройка рефлекторов была видна с моря две минуты. Вращающийся маяк, как объяснил Макуари, предпочли неподвижному для того, чтобы идущие с моря суда ночью не ошибались, принимая за маяк непостоянные ночлеги туземцев, которые не обходятся без костров и повсюду их разводят.
Неожиданно вдали, словно белая чайка, показался парусник. Он шёл уверенно и быстро, как к себе домой. У Завадовского при себе была десятикратная подзорная труба. Он быстро вынул её из футляра, выдвинул тубус и нацелил глаз на парусник. Он увидел белый флаг с голубым Андреевским крестом на корме.
— Да это наш «Мирный»! — воскликнул Иван Иванович.
