Ну, тогда если и порка предстоит, не обидно будет — от своих можно и потерпеть. Фабиан проделал искусный манёвр, пристал под бок линейной громады, дерзко крикнул:
— Вас ист лёос (Чего надо)?
Тут два крюка-якоря с бортов сорвались и заарканили кимбу, подхватили и вознесли по воздусям на палубу. Мальцов выволокли за шиворот на шканец командирский, представили перед худющим великаном с длинным, как у лошади, лицом и низким, сильно покатым лбом, на котором вздорно и как-то боком торчал пегий парик.
— Чьи будете? — раскидистым басом вопросил командир, переводя свирепый глаз с одного на другого, пытаясь угадать заводилу.
Фабиан плохо понимал русский, но по тону догадался, чего хочет долговязый. Он бесстрашно выступил вперёд:
— Беллинсгаузен, а это мой матрос Аго Рангопль.
— Ты-то по-русски не разумеешь? — удивился командир и перешёл на немецкий: — Не отрок ли прапора Фердинанда с Эзеля?
— Племянник.
— А отец где?
— Помер.
— Сирота, выходит?
— Какой же сирота?! — поджал губы обидчиво Фабиан. — Я сам не маленький.
— Цыц! Спесив как бесёнок.
Фабиан подобрался, понял, что предстал перед чином немалым.
— Эзель-то неблизкий свет. Почему здесь шлялись?
— Ежели баталия, рыбу соберём, пока не утонула и чайки не съели.
— Шведов видели? Грамоту разбираешь?
Кто-то из офицеров раскатал по столу карту.
Фабиан глянул на солнце, развернул лист нордом вверх и на акватории и на карте обозначились знакомые острова, проливы, отдельные утёсы.
— Полагаю, они здесь сидят, — положил Фабиан руку на северо-западную оконечность залива.
Офицеры и капитан лукаво переглянулись.
— Это нам и без тебя ведомо.
— А ежели доподлинно разузнать хотите, можно вот этой протокой проскочить, — не замечая усмешек, проговорил Фабиан.
— Тут шлюпка не пройдёт.
— Зато кимба проскользнёт.
— А ведь малый прав! — воскликнул самый молодой из офицеров, мичман, видно.
— Пётр Иванович, может, и вправду на кимбе дозор учинить? — подал голос офицер постарше, лейтенант, такой же высокий, худой, с узким, клиновидным подбородком.
— Ветер всё равно слаб, стоим без дела, — как бы про себя пустился в рассуждение капитан и скосил глаз на Фабиана. — Твой чухонец справится?
— Что он, что я, — быстро ответил Фабиан, уже догадавшись о плане, рождённом в голове главного.
— Тогда сделаем так. С чухонцем Пётр Рожнов пойдёт, а ты в залог здесь останешься, чтоб вместе не сбегли.
Фабиан, видать, лошадинолицему приглянулся, пошутить изволил.
Кимбу спустили на воду, с марса дозорный видел, как она вбежала в протоку и там потерялась за островками да утёсами шхерными.
Вестовой доставил из камбуза чай, крендель с маком. Угощая, капитан спросил:
— Тебе какой годик пошёл?
— Десятый.
— И неуч всё?
— В Аренсбурге высшую начальную закончил.
— Куда определяться хочешь?
— Знамо, в Морской кадетский.
— Это по-нашему, раз туда метишь; — одобрил капитан, высекая огнивом искру, чтобы затлел трут и зажёг табак в трубке. — Парень, гляжу, сметливый. По морскому делу что знаешь?
— Так книжек-то где взять?!
— Кни-и-жек... — протянул капитан. — А самому приучаться? Наблюдай за всем пространством морским и небесным, высматривая разные явления, сопоставляй. Голова ж у тебя, не репа. Но перво-наперво русский учи!
Через некоторое время кимба вернулась. Рожнов доложил, что шведы стоят под прикрытием береговых батарей. Врасплох с моря не достать.
— Ну, ребятки, теперь вам делать нечего, поспешайте домой. Неблизок путь. А ты, отрок Беллинсгаузен, ежели не раздумаешь в Корпус поступать, пади в ноги самому Ивану Логиновичу Голенищеву-Кутузову. Велик человек, а иной раз и букашку приметит. Скажи, хлопочет, мол, Пётр Иванович Ханыков и низко кланяется его сиятельству...
Право слово, скуповат всё же был Пётр Иванович: помявшись и помаявшись, но одарил Фабиана книгою, за которую три с полтиной медью платил. Она называлась по тогдашней моде пространно, с единого вдоха не выговоришь: «Письмовник, содержащий в себе науку российского языка, со многим присовокуплением разного учебного и полезно-забавного вещесловия...»
В ней умещался и «Краткий повестной летописец», грамматика и собрание русских пословиц и поговорок, далее — множество «кратких замысловатых повестей»: анекдотов, шуток, исторических происшествий, загадок, описаний разных народов. В следующих «присовокуплениях»: древние изречения, диалоги, сборник лирических стихов, песен, басен, загадок в стихотворной форме, разнообразные сведения о «науках и художествах». В конце книги помещался «Словарь разноязычный, или толкователь еврейских, греческих, латинских, немецких, французских и прочих иноземных, употребляемых в русском языке, и некоторых славянских слов...».
Не тремя с полтиною медью одарил Пётр Иванович Ханыков отрока, а целым состоянием, которым кормился Фабиан, в будущем полный адмирал и кавалер всех мыслимых орденов Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен, всю свою долгую и славную жизнь.
Но тогда, когда отошла кимба-ялик от корабля и понеслась к Эзелю, русские моряки, хоть и не по своей вине, а исключительно из-за неуклюжей пассивности командующего эскадрой Василия Яковлевича Чичагова, можно сказать, изрядно опростоволосились. Надо было не делить эскадру на три отряда и сторожить шведов по разным проливам, а вести отважную разведку малыми и юркими судами, чтобы при обнаружении отхода неприятеля всеми силами разом покончить с непрошенными гостями. Ну, да привыкли мы после драки кулаками махать. «Кабы да абы», — а им подфартило.
За месяц штилевой погоды шведы привели в порядок свои повреждённые корабли. Тут задул благоприятный для них восточный ветер. Свой прорыв из Выборгской бухты осуществили они дерзко и умно. Заботясь о наименьших потерях, сначала распустили только верхние паруса, попрятав остальных матросов в трюмы. Всей армадой они навалились на малый отряд Повалишина. Русские корабли успели сделать только один-два залпа. Миновав опасную зону, шведы распустили все паруса и устремились к морскому простору. Наш флот пустился догонять, да скоро отстал...
Лишь находчивый «Мстислав», где вместо убитого Муловского капитаном был назначен командор Биллоу, преуспел. Отличаясь резвым ходом, «Мстислав» стал нагонять шведский корабль с контр-адмиральским флагом. Рядом с ним держалась небольшая шхуна, которая, заметив погоню, ушла к берегу. На неё никто не обратил взора, сосредоточив внимание на линейном корабле.
