Под влиянием Французской революции началось глухое брожение. Поэт и революционер Ригас написал гимн, греческую марсельезу: «Вставайте, сыны Эллады, славы час уже настал».
В дунайских княясествах началось восстание под руководством Тудоре Владимиреску. На помощь из России пришёл вооружённый отряд волонтёров. Его возглавил генерал русской службы Александр Ипсиланти. Но турки со страшной жестокостью расправились с восставшими. По Оттоманской Порте прокатилась волна погромов. В Константинополе повесили 84-летнего патриарха Григория V. Чудовищную расправу янычары учинили на острове Хиос. Из стотысячного населения уцелело лишь две тысячи, остальных либо убили, либо продали в рабство. Двадцатитысячная армия турок вторглась в Морею, к берегам двинулся её флот.
Просвещённые монархи Священного союза осудили восставших греков как мятежников, выступивших против «законной власти». Но греки не сложили оружия. Их небольшие суда отважно вступали в схватки с многопушечными кораблями. До русских моряков докатилась молва о подвиге некоего Канариса, который на брандере пробился к стоянке Хиоса и сжёг флагманское судно.
К грекам устремились добровольцы из России, Германии, Франции, Англии. Среди них был и великий поэт Байрон, отдавший жизнь за свободу Греции.
По совету австрийского князя Меттерниха султан обратился за поддержкой к своему могучему вассалу Мухаммеду-Али, правителю Египта, пообещав отдать ему Сирию и Кандию (остров Крит). В феврале 1825 года в Морее высадились египетские войска. Ими командовал сын египетского султана Ибрахим-паша. Египтяне, обученные по европейскому образцу французскими офицерами, овладели большей частью Морей. Они варварски разоряли страну, сжигали и вытаптывали посевы, разрушали села, вывозили в Египет греческих крестьян и женщин.
Опустошив Морею, в мае 1825 года Ибрахим-паша подошёл к городу Миссолончи, который турки осаждали несколько лет. Стиснутые плотной блокадой, потеряв всякую связь с внешним миром, горожане стали умирать от голода. Обессиленные воины с трудом держали оружие, но не помышляли о сдаче. Они держались всё лето, осень и зиму, необычно холодную для этих мест. Лишь в апреле 1826 года египтяне и турки прорвались через стены и истребили всех защитников.
Но в горах Морей и Аттики, в водах Эгейского моря греки продолжали борьбу. Из их рядов вышел Макриянис. Благодаря своей отваге и уму, он стал признанным командиром повстанческих отрядов. Национальное собрание избрало Иоанна Каподистрия, состоявшего ранее на русской службе в Министерстве иностранных дел, президентом Греции.
Под воздействием всех свободолюбивых людей послы России, Англии и Франции заключили конвенцию об «умиротворении». Они предложили Турции прекратить военные действия, вывести из Греции флот и войска, предоставить грекам автономию. Однако турки отклонили мирные предложения и начали готовиться к захвату оставшихся в руках греков островов. Тогда-то и пробил час адмирала Сенявина.
Однако старик сумел доплыть лишь до Портсмута. Жестокая болезнь свалила его
[60]. Командование эскадрой принял контр-адмирал Леонтий Петрович Гейден.
9 сентября, когда эскадра находилась у берегов Сицилии, её настиг шторм. Утром при уборке крюйселя на корабле «Азов», перед нашествием шквала, с рея упал в воду матрос. Мичман Домашенко бросился с кормы в воду, подхватил утопавшего, но волнением и шквалом их отнесло далеко в море. Спустили шлюпку, но она не успела доплыть до моряков. Оба они утонули.
Когда Моллер доложил Николаю о горестном положении матери Домашенко, тот не раздумывая начертал: «Несчастной матери дать в пенсион по смерть двойной оклад противу получавшегося сыном, а если есть сёстры, то распространить и на них до замужества. Об отличном подвиге г-на Домашенки объявить по флоту в вашем приказе».
В 1828 году на деньги, собранные офицерами Кронштадта, служившими на «Азове», соорудили памятник с изображением кормы корабля и надписью: «Офицеры корабля «Азов» любезному сослуживцу, бросившемуся с кормы корабля для спасения погибающего в волнах матроса и заплатившему жизнью за столь человеколюбивый поступок».
В Ионическом архипелаге на рассвете русские корабли встретились с английской эскадрой, где свой флаг на 88-пушечной «Азии» держал вице-адмирал Эдуард Кодрингтон. Как старшин во возрасту и званию, он принял командование объединённым отрядом. Кодрингтон, говорили, был храбр и отважен, хорошо разбирался в трелях боцманской дудки, но оказывался тугим на ухо, когда речь заходила о политических тонкостях. Сэр Эдуард читал лоцию как приключенческий роман, однако кряхтел, когда просматривал адмиралтейские дипломатические депеши.
Его правительство вовсе не желало разгрома Турции, как и Франция, чью эскадру вёл адмирал Анри де Риньи. Несмотря на нетерпение пустить в ход пушки, им предписывалось лишь блокировать греческие берега, пресекать подвоз турецких янычар, поскольку ослабление Оттоманской Порты усиливало «северного медведя», что лежало в основе вековой иезуитской политики европейских стран, союзов и коалиций.
В Наварин, установленный Беллинсгаузеном как главная база снабжения армии и флота турок, шли суда с войсками и воинскими припасами, отсюда уходили с грузом добычи и рабами. Через «наваринские ворота» прошла 70-тысячная оккупационная орда, которая бесчинствовала в Греции.
В гавани турецкая и египетская эскадры с пушками числом 2300 выстроились в виде полумесяца. Такой порядок позволял держать под огнём всю гавань. Опираясь флангами на береговые батареи, корабли стояли в два-три ряда. Наперёд были выдвинуты тяжёлые линейные дредноуты и фрегаты, за ними — корветы и бриги, способные вести огонь одновременно через пространственный разрыв.
По диспозиции главнокомандующий союзными эскадрами Кодрингтон свои и французские корабли посылал против более слабого и ненадёжного египетского флота, а эскадру Гейдена не по-джентльменски выставлял против флота турецкого.
8 октября 1827 года англо-французская колонна втянулась в бухту и встала на якорь в местах, указанных диспозицией. Пушки кораблей и береговые батареи безмолвствовали. Начались переговоры, обмен парламентёрами. Кодрингтон вяло призывал турок и египтян сдаться. Противник отказывался.
Когда загрохотали первые выстрелы, русская эскадра только входила в узкий пролив. В ней были четыре линейных корабля и четыре фрегата. Пройдя через горловину, они стали разворачиваться под перекрёстным огнём из крепости, с острова Сфактерия, турецких кораблей. Эскадра пробилась сквозь едкий пороховой дым, гром, треск кромешный к точкам, указанным диспозицией Кодрингтона, убрала паруса и приступила к пушечной работе. Гейден поспел в тот момент, когда положение англичан можно было уподобить их состоянию при Ватерлоо, и если бы адмирал Гейден, подобно Блюхеру, не прибыл вовремя, то Кодрингтон подвергнул бы свои корабли совершенному истреблению. В разгар боя сэр Эдуард как бы вспомнил о победоносных традициях родного ему флота, как это делал при Трафальгаре под руководством своего великого друга Нельсона. Его примеру последовали и некоторые французские капитаны. Но главное дело заварили русские корабли. Здесь дрались два близких Беллинсгаузену человека — флагманом «Азов» командовал соплаватель Михаил Лазарев, линейным кораблём «Александр Невский» — кадетский однокашник Лука Богданович.
