Любил Николай Павлович устраивать стрельбу по целям. Из задворок гавани выводили дряхлый корабль или баржу, ставили в открытом море на один якорь, чтоб под ветром цель ходила из стороны в сторону.
Конечно, не все меткостью отличались. Много причин вмешивалось в стрельбу: и дальность, и вес ядра, угол возвышения, качка, направление и сила ветра. Вода кипела вокруг корабля-ветерана, редкие снаряды попадали в него. В дело вмешивалась случайность, удача. Наводчики-новички допускали ошибок больше. Говоря иначе, они превышали пределы погрешностей и при грубой работе тратили много зарядов. Опытные же канониры, понятно, тоже ошибались, но уже с малой неточностью и скорее попадали в цель. Умельцы даже ядра сортировали по весу, зная, что они хоть на чуть, но всё же отличались один от другого, поскольку невозможно было отливать их с точностью до грамма.
Артиллерийскую стрельбу любил не только царь, но и Беллинсгаузен, дивизию которого всегда показывал Николай гостям. Беллинсгаузен уже с мичманских времён у Рожнова много занимался с канонирами и с годами всё больше утверждался в мысли, что существующие пособия по стрельбе, особо на море, грешат многословием, ошибками, трудными для запоминания правилами. Нужно было составить простые и чёткие таблицы, которые мог бы легко усвоить даже рекрут-канонир. А для того чтобы таблицы рассчитать, требовалось разложить весь процесс стреляния по цели по полочкам.
Как ни странно, но в мысленном процессе работы над такими таблицами помог десятилетний подросток, в отца тонкий и длинный, — великий князь Костенька, Константин Николаевич
[64]. Государь по традиции, заведённой отцом, стал готовить второго сына к морской службе, брал с собой на манёвры, катал на яхте от Малой Невки у Тучкова моста до Котлина.
К грому пушек мальчик привык быстро. Покоряли его и слаженные действия артиллеристов. «Картуз-порох в дуло! Прибойником! Пыж! Ядро! Цель! Пли!» — шептал он, опережая матросов на миг, треть секунды, как моргает веко глаза. Пушка рявкала, окутавшись дымом, отбегала с лафетом назад, но дальше удерживалась канатом толщиной с человеческую руку. Служитель прибойником снимал нагар, совал кус пушечного сала в раскалённый ствол — и канониры, как механические солдатики, снова торопливо повторяли заученные движения. «Картуз в дуло, прибойником пыж...»
После стрельб, когда взрослые удалялись в кают-компанию, Костенька с разрешения отца помогал матросам чистить пушки горячей водой, мылом, ветошью, веретённым маслом, чтобы отдалить смерть орудия от внутренней болезни — «пушечной чахотки». Когда от давления газов на стенки ствола увеличивалась камора, выкрашивалась, изъедалась изнутри, что сказывалось на скорости снаряда и меткости стрельбы.
Случалось и так: отец с генералами отъезжал в другие дивизии, оставляя мальчика на попечение «дяди Фаддея». Костенька знал, что у Беллинсгаузена недавно умерли оба сына, остались одни девочки, и он сильно горевал. Так уж получилось, что любовь к сыновьям адмирал перенёс на маленького великого князя. В часы, когда команда отдыхала и на палубе делать было нечего, Фаддей, увидев увлечённость мальчика артиллерией, рассказывал Костеньке об истории пушкарского дела.
Мудрые китайцы додумались смешать селитру с углём и поднести огонь. Смесь вспыхнула и с силой разбросала всё, что лежало рядом. Её сжигали по праздникам для потехи. Но воинственные арабы заперли смесь в трубу и заставили её толкать ядро. Впервые применили они такую пушку, когда в 1342 году, через шестнадцать столетий после Александра Македонского, испанский король осадил город Алхезирас. Испанцы уже готовились к приступу и тут увидели на стене трубу на подставке. К ней подошёл человек с раскалённой железкой. Раздался гром, в наступавших полетело чугунное ядро. Суеверные испанцы в ужасе отхлынули от стены. «Не иначе, как козни дьявола», подумали они. Долго молитвами они отгоняли нечистую силу, но когда снова бросились на штурм, к трубе приблизился «колдун», опять с громом вырвались дым и огонь, ядро убило несколько королевских солдат. Бороться с дьяволом испанцы не решились и отступили от города. По Европе распространились слухи об орудии, которое никого не щадит и не боится креста. Сметливые англичане быстро освоили изготовление пушек. В бою при Кресси во Франции они грохотом и дымом пугали лошадей и рыцарей, каменными ядрами отбивали коням ноги и раскраивали людские черепа.
Ещё через столетие у турок появились бомбарды — неуклюжие и толстые железные трубы, прикованные к тяжёлым колодам. Они выбрасывали ядра весом до 25 пудов. Эти орудия они применили при осаде Константинополя — последнего города Византии.
С тех пор каждый властитель старался завести побольше пушек, а мастера-оружейники стали работать над их усовершенствованием: бомбарду положили на станок, приделали колёса. Так удобнее было придать нужный наклон, легче передвигать с места на место. Потом научились отливать орудия из бронзы, а не сваривать из отдельных железных полос. Позаботились и о правильности формы, чистоте и даже красоте работы.
— Как Царь-пушка в Москве? — спрашивал Костенька.
— Ну, во-первых, это не пушка, а мортира, — отвечал Фаддей. — Название «пушка» закрепилось за ней потому, что в старину так называли разные орудия, способные «пущать» снаряды. А во-вторых, мастер увлёкся одной красотой. О расчётах он не заботился, а делал просто экспонат умелого литья. Чтобы попугать иноземных послов. Она и стояла у Лобного места на самом многолюдье. Если бы она выстрелила, то непременно бы разорвалась. Теперь орудия так не делаются, а прежде производят точные расчёты: определяют давление газов, вычисляют размеры, выбирают металл. Об этом поговорим в другой раз, а теперь спи...
Фаддей подсовывал подушку, поправлял одеяло, и мальчик засыпал, утомившись от многотрудного дня и впечатлений.
Иногда в Кронштадт привозил Костеньку пиит Василий Андреевич Жуковский. Он учил царских детей словесности, но по существу был главным воспитателем. Он прививал им твёрдые привычки, самостоятельное мышление, сильную волю, аккуратность, честность и добродетель.
— Великие князья должны принимать своё время, должны подняться на высоту своего века всеобъемлющим просвещением, — делился он своими соображениями с Беллинсгаузеном.
Василий Андреевич не отягощал Беллинсгаузена своим присутствием. У него в Кронштадте было немало приятелей, знакомство с которыми началось с мая 1824 года, когда отсюда он отправлялся на лечение минеральными водами в Германию. В Морском собрании в кругу местных литераторов знаменитый «певец во стане русских воинов» читал свои новые стихи, выслушивал произведения сочинителей-маринистов, давал советы.
А Фаддей продолжал просвещать Костеньку:
— Теперь посмотрим, какая сила выбрасывает ядро из орудия. В старину использовалась упругость воловьих жил и кишок. Скрученный из них жгут выбрасывал каменный снаряд, точно пружина. Потом эту тяжёлую работу взял на себя порох: смесь угля, селитры и серы. Горит здесь уголь, селитра содержит кислород, а сера введена для того, чтобы порох легче зажёгся. На воздухе порох горит не очень быстро, совсем по-другому он ведёт себя в стволе. Он взрывается, и газы давят на ствол во все стороны. Они-то и выкидывают ядро с большой скоростью. Иными словами...
