Мудрый и осмотрительный политик постарался бы не давать Арнульфу предлога для повторного вторжения в пределы Италии; искусный политик особенно задумался бы над тем, как не допустить разногласий с главой папского престола, чтобы тот в четвертый раз не попросил о помощи у какого-нибудь защитника. Фульк Реймский все это прекрасно понимал и трезво оценивал ситуацию со своего отдаленного, но весьма эффективного наблюдательного пункта. Поэтому он одновременно слал Папе письма с заверениями в бескрайнем уважении, которое выказывал к нему Ламберт, и советовал Ламберту беречь благорасположение Папы. Формоз действительно писал ему о том, что относился к Ламберту, как к родному сыну, и хотел бы добиться идеального согласия в их помыслах. Конечно же, юноше следовало бы больше дорожить этой дружбой и почаще вспоминать о печальной судьбе своего дяди Ламберта
. Рекомендации архиепископа были отнюдь не бесполезными, но, как это часто случается, к самым мудрым советам никто не прислушивается. Летом 895 года молодой император позволил своей матери Агельтруде втянуть себя в авантюру, которая стоила ему дружеского отношения понтифика.
Императрица Агельтруда была дочерью Адальгиза, герцога Беневенто, и мысль о том, что византийцы, захватившие в 891 году город и герцогство, лишили ее семью родовых владений, терзала ее душу. Поддавшись на уговоры матери, Ламберт позволил своему кузену Гвидо IV, правившему маркграфством Сполето, отправиться в августе 895 года в поход на Беневенто.
Завоевание Беневенто должно было стать первым шагом на пути к подчинению лангобардских княжеств на юге Италии.
Возможно, Формоз, вняв пылким заверениям Фулька Реймского, действительно искренне симпатизировал Ламберту. Но вторжение Гвидо IV в пределы Южной Италии убедило Папу в том, что он глубоко заблуждался, ожидая политической сдержанности от венценосного представителя сполетского рода.
Папы Римские всегда имели виды на Южную Италию: Иоанн VIII, по крайней мере, попытался заставить Карла Лысого признать власть папства в этой части полуострова. Если даже признание этой власти и нашло некое документальное выражение, оно осталось лишь на бумаге. С этим глава папского престола еще мог смириться, имея возможность в любой момент потребовать соблюдения своих прав и полномочий. Но он не мог допустить, чтобы итальянский король подчинил себе эти территории. Ведь тогда папское государство оказалось бы зажато в тисках сувереном, ясно собиравшимся следовать традициям своих предшественников, которые в свое время доставляли папству немало неприятностей.
Поэтому случилось так, что, несмотря на недавние признания в отеческой любви к Ламберту, Формоз вновь обратился за помощью к Арнульфу, и сенат поддержал Папу. Представители римской знати опасались власти императоров из сполетской династии столь же сильно, что и понтифик, поскольку, на их взгляд, оно ограничивало их влияние и свободу действий.
Связь событий подтверждается хронологией: Гвидо Сполетский вступил в пределы Беневенто в августе 895 года, а в сентябре папские посланники были уже в Баварии. С одобрения магнатов королевства Арнульф собрал войско и вторгся в Италию в октябре
.
Повторное проникновение сполетцев в Южную Италию несколько обеспокоило византийцев, и император Лев VI договорился с Арнульфом о совместном нападении на Гвидо. Следуя византийскому обычаю искать таких союзников, чтобы можно было зажать противника в тиски, Лев VI заключил союз и с Людовиком Прованским, пообещав ему в жены свою единственную дочь. Таким образом, атаки на Итальянское королевство должны были вестись с юга, с запада и с севера
. Арнульф отнюдь не обрадовался вмешательству в итальянские дела Людовика Прованского (который мог предъявить претензии на наследство своего деда, Людовика II) и поэтому поспешил ответить согласием на предложение Папы о помощи.
Первого декабря 895 года Арнульф все еще находился в Павии, вместе с супругой Утой, Адальбероном, епископом Аугсбургским, архиепископом Аттоном Майнцским и, возможно, еще со многими знатными клириками и мирянами, о которых история умалчивает
.
После первого вторжения в пределы Итальянского королевства Арнульф присвоил себе титул короля Италии, невзирая на условия договора, который он заключил с Беренгарием осенью 888 года в Тренто. Естественно, этот шаг вызвал неудовольствие Беренгария, вскоре переросшее в открытую враждебность. Поэтому Арнульф не мог спокойно проследовать через Верону и Бреннерский перевал. С какой стороны он вошел в Италию в 895 году, неизвестно. Как бы то ни было, он встретился с Беренгарием, и, по всей видимости, они заключили некий договор, поскольку Беренгарий сопровождал Арнульфа вплоть до Тосканы
.
Направляясь в Рим, Арнульф со всем своим войском перешел р. По в районе Пьяченцы. Тем временем Ламберт, который 6 декабря был еще только в Реджо Эмилии, вместе с Агельтрудой отступал перед его натиском. В Парме Арнульф разделил войско; он отправил германские отряды через Болонью во Флоренцию, а сам во главе основной армии пошел по дороге на Чизу; к Рождеству германский король добрался до Луни. Как раз на этом этапе своего похода он попытался избавиться от помехи, которую представлял для него Беренгарий. Один из шуринов Беренгария, знавший о замыслах Арнульфа, вовремя предупредил своего родственника, и тот спасся бегством.
Тяготы и невзгоды подстерегали германское войско на всем его пути: проливные дожди, разливы рек и ручьев затрудняли движение и препятствовали доставке провианта. Губительная эпидемия поразила лошадей, и для перевозки поклажи пришлось использовать быков. В довершение всего стало известно о том, что Беренгарий вернулся в Северную Италию после того, как провел серию тайных переговоров с Адальбертом Тосканским и убедил его покинуть ряды сторонников германского короля.
Поворачивать назад было не менее опасно, чем продолжать путь. Арнульф решил идти вперед, надеясь, что как только он доберется до Рима и получит императорскую корону, то легко положит конец непокорности своих вассалов
.
Он дошел до Рима в середине февраля 896 года, но обнаружил, что ворота закрыты, а город занят сполетскими войсками: возглавила его оборону гордая Агельтруда, поскольку ее сын уехал в Сполето, чтобы организовать там последний рубеж сопротивления на тот случай, если Рим падет.
Предварительно прослушав мессу, Арнульф провел военный совет у ворот св. Панкратия, где обсуждался один-единственный вопрос: нужно ли штурмовать город? Конечно же, король не собирался отказываться от своей цели, будучи в двух шагах от нее, но мысль о том, что он должен будет взять Рим штурмом, ворваться с войском в тот город, куда паломники, покаянно склонив голову, входили с молитвой, претила ему. Кроме того, такой шаг мог поставить под удар его соглашение с Папой и саму императорскую коронацию.
Объявить о своем решении необходимо было в торжественной манере, дабы скрасить его возможный — или кажущийся таким — кощунственный, нечестивый характер. Растроганные воины со слезами на глазах вновь поклялись в верности своему королю, публично исповедовались и объявили о том, что будут поститься и молиться весь день перед штурмом; тем не менее решение идти на приступ было единодушным.
