Заговорщики собирались нанести удар, когда Гуго остался в Павии с небольшой свитой. Однако короля кто-то предупредил; и поскольку ему не хватало вооруженных людей для того, чтобы арестовать преступников и помешать горожанам выступить в их поддержку, он решил воздержаться от силовых мер. Гуго сообщил заговорщикам, собравшимся в доме Вальперта, что готов выслушать их претензии и примет их условия, если сочтет их обоснованными.
Готовые действовать заговорщики оказались в полном замешательстве. Король покинул Павию, созвал верных людей и, послушавшись совета графа Сансона, заклятого врага Эверарда, прибег к хитрости, чтобы арестовать предводителей заговора.
Всегда, когда король подъезжал к столице, согласно обычаю, самые именитые горожане выходили за крепостные стены ему навстречу. Зная об этом, Гуго договорился с епископом Павии, чтобы в следующий его приезд тот захлопнул ворота за спинами тех, кто выйдет поприветствовать короля. Таким образом преступников можно было схватить, поскольку они не смогли бы вернуться в город, а у горожан не было бы возможности прийти им на помощь.
Все так и случилось. Эверарда отдали на расправу графу Сансону, который приказал выколоть ему глаза, вырвать язык и, кроме того, присвоил все его имущество. Вальперта по приказу короля обезглавили, его владения конфисковали, а у его жены под пыткой выясняли, где были спрятаны его сокровища (впрочем, и после этого любовная связь Розы с королем не прекратилась). Столь же сурово были наказаны все остальные сообщники заговорщиков, и в душах магнатов королевства зародился спасительный страх перед своим государем
. И глазом не моргнув, магнаты дали согласие на то, чтобы на королевском престоле к отцу присоединился Лотарь, единственный законный сын Гуго, ребенок двух или трех лет от роду. Эта мера должна была обеспечить престолонаследие сыну после смерти отца, так же как сорок лет тому назад обеспечила его Ламберту. В апреле 931 года Лотара короновали
. Кроме того, нужно было усмирить непокорных магнатов, а приезд Бозона из Прованса, где он находился до того момента, предвещал начало борьбы с могущественной тосканской династией, чья тесная связь с римской аристократией представляла особенную опасность для Гуго и Лотаря.
После смерти Петра Гуго передал Сполетское маркграфство во владение одному из своих племянников, Тебальду, сыну своей сестры Тевтберги. Однако Гуго хотел передать в надежные руки и Тоскану.
Гвидо Тосканский умер в 929 году, не оставив после себя ни законного наследника, ни того, кто мог бы принять Тоскану под свое покровительство. От его брака с Мароцией родилась одна дочь, Берта, о которой, кроме имени, нам ничего не известно. Именно ее подразумевает Лиутпранд, когда в своих стихах обращается к Мароции: «В наше время у твоего мужа потомства не появилось»
. Наследником Гвидо должен был стать его брат Ламберт, но после римских событий 929 года Гуго отказался покровительствовать тосканской династии. Он не пытался сместить Гвидо, поскольку прекрасно понимал, что не сможет этого сделать, но с радостью воспринял известие о его преждевременной смерти. Конечно же, Гуго не собирался допускать на его место Ламберта, не желая делать маркграфом Тосканским человека, который вместо преданности демонстрировал откровенную враждебность. Поэтому Гуго пожаловал своему сводному брату Ламберту должность наместника в маркграфстве и тут же стал поджидать удобного момента, чтобы лишить его и этой скромной привилегии. Ошибочно или нет, Гуго считал, что Ламберт, подобно Гвидо, не успокоится, даже если сумеет преградить королю путь в Рим за императорской короной, заручившись поддержкой одного из будущих Пап, и попытается отнять у него королевский скипетр, возглавив толпу недовольных, которыми просто кишело государство.
Зная характер и манеру поведения Ламберта, человека вспыльчивого, честолюбивого, дерзкого, можно сказать, что подобные умозаключения имели под собой основания. Бозон, родной брат короля, мечтавший стать маркграфом Тосканским и завладеть несметными богатствами, которые Адальберт оставил своим сыновьям, подливал масла в огонь и делал все для того, чтобы все возрастающая неприязнь вынудила одного из братьев пойти на крайние меры.
Все так и произошло после целой серии событий, которые описаны историками ровно настолько, чтобы понять, что коварство Бозона, враждебность Гуго и глупость Ламберта, кичившегося своим родством с королем, одинаково повлияли на исход дела.
Гуго потребовал от Ламберта не злоупотреблять положением королевского брата и вести себя по отношению к государю так, как это делали — или должны были делать — остальные маркграфы. Импульсивный Ламберт, сбитый с толку коварными советами Бозона, превратно воспринял предупреждение, сделанное королем из политических соображений. Он посчитал, что Гуго оскорбил память его матери гнусным обвинением в подложных родах, и заявил о своей готовности доказать обратное на Суде Господнем.
Гуго пребывал в полной уверенности, что сумеет совладать с Ламбертом, поэтому принял вызов и выбрал бойца, который должен был сразиться с юнцом вместо него. Выбирал король весьма тщательно, надеясь на то, что удачный удар мечом отправит его молодого брата в мир иной, раз и навсегда разрешив тосканский вопрос. В поединке победил Ламберт, после чего, воодушевленный победой, стал осыпать короля оскорблениями и угрозами. Гуго не составило никакого труда арестовать его как мятежника.
Ламберта ослепили; он прожил еще долго, но никак более себя не проявил. Бозон получил столь вожделенную Тоскану, а Гуго смог обратить более пристальное внимание на Рим, власти которого, впечатленные тосканскими событиями, стали с пристальным вниманием следить за происходившим в Павии.
Утверждая свое господство в Риме, родственники Феофилакта сначала нашли поддержку у маркграфа Сполетского, после его смерти воспользовались услугами маркграфа Тосканского, и оба раза политический союз сопровождался бракосочетанием дочери Феофилакта с его союзником. Когда умер Гвидо, перед Мароцией и ее единомышленниками встала проблема поиска нового союзника — и нового мужа, — который смог бы помочь им в борьбе с внешними и внутренними врагами. Но на этот раз Сполето и Тоскана оказались в руках верных Гуго людей.
Вероятно, именно тогда Мароция попыталась заручиться поддержкой Византии. Император Роман Лакапин
, желая сделать патриархом Константинопольским своего юного сына Феофилакта, направил в Рим послов, которые должны были испросить согласия у Папы Иоанна XI, сына Мароции. Одновременно с этим проходили переговоры о заключении брака между дочерью Мароции — сестрой Папы — и другим сыном императора. Между тем обстановка все больше накалялась.
Гуго, более всех своих предшественников уверенный в людях, правивших в соседних с римским округом землях, в любой момент мог двинуться на Рим и договориться с теми, кто был против господства клики Мароции и ради избавления от него согласился бы присягнуть императору.
Это повлекло бы за собой гибель Мароции и ее сторонников, не обошлось бы без удушений, ослеплений и других видов кровавой расправы, привычных для Рима. Однако Мароция не забыла, как ловко Иоанн X лишил Гвидо главного козыря в его игре, и решила попытать счастья еще раз.
