Силы сторон во Фландрии непрерывно увеличивались. Их столкновение привело к огромному сражению, которое длилось почти целый месяц. 20 октября немцы бросили свои дивизии в решительное сражение, в котором прусские молодые солдаты показали невиданную храбрость и мужество, но из-за отсутствия боевого опыта большинство из них погибло, так и не вкусив радости победы. Но они заставили союзников бросать в бой свои последние резервы и большой кровью заплатить за каждый удержанный клочок земли. 25 октября, в день самой решительной схватки, бельгийское командование открыло шлюзы у Ньюпора. На германцев надвинулся новый враг – вода. К 31 октября наводнение распространилось на протяжении 12 километров. Перед наступающими германскими войсками разлилась крупная водная преграда шириной в 5 километров и в один метр глубиной, что заставило немцев отступить
[197]. После этого узел борьбы передвигается несколько южнее к Ипру и постепенно затихает в своем накале. Сражения во Фландрии знаменовали собой окончание маневренного периода войны на западе, и от швейцарской границы до пролива Па-де-Кале установился сплошной позиционный фронт.
Судьба Европы всегда решалась в Бельгии, и на этот раз ее земли стали местом ожесточенной схватки, результатом которой стало окончательное крушение германских планов на западе. На всем западном фронте немцы теперь вынуждены были перейти к обороне, а «маневрировать они могли только на восточном фронте»
[198]. Оборона стала сильнее наступления. Потеряв за три месяца войны большую часть своих кадровых армий, Франция и Германия призвала на фронт миллионы простых граждан, которые, не имея профессиональной военной подготовки, внесли в армию настроение народной массы, всегда отличавшейся практичностью и осторожностью. С таким составом нельзя было помышлять о широких маневренных действиях, и нужно было время, чтобы сделать из них настоящих бойцов.
Но главная причина перехода к позиционной войне коренилась в неспособности генералов противоборствующих сторон найти новые способы прорыва подготовленной обороны. Миллионные массы, неожиданно, перешли к кордонной системе борьбы, давно осужденной военным искусством и представляющей извращение природы войны. По поводу кордона Наполеон писал еще в 1809 г. Массене в Италию: «Я узнал, что вы перешли к кордону; как после 15 лет войны, можно повторять подобные глупости. Не станете ли вы, пожалуй, заодно уже устраивать и таможенные линии»
[199].
В затишье на западном фронте нуждались как немцы, так и французы с англичанами. Армии воюющих государств израсходовали имевшиеся запасы и испытывали недостаток в вооружении и боеприпасах. Это произошло потому, что генеральные штабы воюющих государств, подготавливая войну, рассчитывали завершить ее быстрыми победами с имевшимся мобилизационным запасом, пополнение которого они намеревались восполнить текущим производством на военных заводах. Ни одно государство не собиралось проводить мобилизацию экономики, но под давлением военной необходимости правительства Франции, а потом и Великобритании было вынуждено сделать это, и этому примеру вскоре последовали все европейские страны, участвовавшие в войне, за исключением России. Здесь царский двор совершенно устранился от нужд воюющей армии, переложив эту ответственность на Ставку, у которой не было необходимых властных полномочий на мобилизацию народного хозяйства страны. Правительство тоже отстранилось от разрешения нужд армии, и премьер Горемыкин в самом начале войны без тени смущения заявил председателю Государственной Думы Родзянко: «Правительство будет заниматься только внутренними вопросами. Проблемы войны меня не касаются».
[200] Сильная и влиятельная немецкая партия в столице русской империи рассчитывала в два-три месяца сломить материальные возможности русской армии к сопротивлению, после чего она сама должна была побудить правительство и царя к заключению сепаратного мира с немцами. Одновременно германское командование готовило сильный удар по русским войскам, сосредоточенным для защиты царства Польского.
После поражения русских войск в Восточной Пруссии 8-я армия под командованием генерала Гинденбурга обрела славу в глазах немецкого обывателя, а сам генерал вошел в доверительные отношения с кайзером Вильгельмом II. Германское Верховное командование было радо переложить войну на Востоке на плечи Гинденбурга, отдав ему в подчинение и все союзнические планы с австро-венгерским командованием.
Для защиты Восточной Пруссии, Гинденбург оставил там костяк 8-й армии под командованием генерала Шуберта, а большую часть сил отправил в состав вновь образуемой под его командованием 9-й армии, которая развертывалась на рубеже Бейтен-Ченстохов. Директива верховного командования предписывала: «9-я армия должна самостоятельно, но действуя в контакте с австрийцами, атаковать во фланг и тыл ближайшие русские войска, преследующие австрийцев»
[201]. Главный удар наносила 9-я армия немцев на Варшаву, и второй сильный удар наносили союзные австро-венгерские армии в направлении Ивангород и Сандомир, с задачей охвата и разгрома северного фланга Юго-Западного фронта. Общий состав немецко– австрийских сил превышал 290 тыс. человек пехоты, 20 тыс. кавалерии и 1600 орудий.
Русское командование своевременно разгадало намерение Гинденбурга и Ставка, оставив против Австро-Венгров две армии, начала усиливать войска в районе Варшавы и Ивангорода, направляя туда ускоренными темпами 4-ю, 5-ю и 9-ю армии Юго-Западного фронта.
[202]
Быстрая и хорошо организованная перегруппировка почти одновременно трех армий на новое операционное направление, несомненно, представляла на тот период времени замечательный образец руководства огромными массами войск. В течение двух недель три русские армии были переброшены из Галиции в левобережную Польшу. 5-й армии, например, пришлось пройти за это время более 300 километров. Если в начале операции значительное превосходство в силах было на стороне немцев, то после перегруппировки русские имели в полтора раза больше пехоты и артиллерии, а конницы даже в два раза больше, чем у противника. Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич был душой и организатором этой великолепно выполненной перегруппировки войск, и он же лично готовил войска к сражению. Великий князь был исключительно добросовестным и старательным генералом, любившим Россию и ненавидевшим немцев. Пожалуй, это был один из немногих, кто не поддался влиянию царского Двора, и сохранял как свою самобытность, так и не порушенную веру в силу русского народа.
