Журналистка и путешественник обнялись. Поцеловали друг друга в холодные щеки. Дурацкий спасательный жилет надоедливо скрипел, путаясь между ними.
— Ну я пошла, — помахала она рукой.
Мужчина кивнул.
Сотни прощаний научили его расставаться с улыбкой.
Чилийка спускалась вниз, ища неуверенной ногой деревянную ступеньку. Снизу, стоя в лодке, веревочную лестницу удерживал военный, но та все равно непослушно раскачивалась и билась о металлический борт. Другой военный сидел у мотора, поддавая газ, дабы примкнуть резиновым боком к кораблю.
Женщине помогли спуститься, и она села на круглый резиновый край, толстый, как сарделька. Крепко ухватилась за веревку, протянутую вдоль борта.
Зодиак с десятком неподвижных фигур заскользил по зеркалу в сторону берега, где вдалеке виднелись красные строения антарктической станции «Прат». Никаких встречных волн, ничего не создавало помех. Лодка шла мягко, как едут санки, изредка отбрасывая в стороны белесые брызги.
Кит, потревоженный айсбергом, покинул бухту. Айсберг, потревоживший кита, покачивался в водяной толще. На его верхушку уселась крупная коричневая птица.
Журналистка думала о той истории, которую поведал путешественник: вспомнила русскую зиму, азиатские джунгли, черную Африку, затем путь через Южную Америку и до Антарктики. Она вдруг увидела в нем саму себя. Ощутила неутолимую тягу к жизни и безрассудству.
Обернувшись, женщина пробежала взглядом по всей длине остроносого Акилеса.
На серой палубе никого.
Усыпанный ледяными осколками берег приближается.
Мотор лодки гудит.
* * *
«Boa noite, мои дорогие! Это что-то невероятное! Наш замечательный город, Рио-де-Жанейро, замер в ожидании. Как вы видите, все готово к новогодней феерии: улыбки на лицах людей, на сцене идет красочное представление. Люди стекаются со всех концов Бразилии, из других стран, сюда на Копакабану, самый знаменитый пляж в мире, где, по предварительным подсчетам, в эту ночь ожидается более двух миллионов человек! Просто невообразимо! Поток людей не прекращается, народ занимает места, танцует, залезает в океан поплескаться. Всего несколько часов остается до наступления волшебства, совсем скоро пробьют куранты. Ждем вас здесь, обязательно приходите и не забудьте, по традиции, нарядиться во все белое. Я вам обещаю, будет жарко. С праздником, дорогие кариоки, увидимся! Вам слово…»
«То ли зеркало полнит», — подумала девушка, — «то ли платье какое-то не такое…»
Поворачивается боком.
Схватив кулачком подол, оттопыривает вбок. Ткань растянулась веером к утонченным коленкам.
Отпускает подол. Поправляет чашечки на груди.
Наряд замечательно подчеркивает бедра, но что-то все равно не так; и цвет какой-то дурацкий.
Карамба!
Стягивает с себя платье, бросив на спинку стула.
Садится перед зеркалом.
Жует, быстро двигает челюстями.
Достает изо рта жвачку. Давит пальцем, приклеивая к отражению в зеркале.
Зажигает сигарету.
— При, да чтоб тебя! — доносится из соседней комнаты. — Поторапливайся, а то все пропустим!
Девушка кладет сигарету в пепельницу.
Суетится.
Возится с застежкой на сандалии. Золотистая пряжка не поддается — поддевает ногтем, но тот трескается.
— Поха! Каральо! — вскакивает, ругаясь.
Прислоняет пострадавший палец к губам.
Заходит Габи. На нем стильная шляпа и белая майка, подчеркивающая мускулистую грудь. Габи благоухает, комната тотчас наполняется ароматом цветочного парфюма.
— Дорогая, ты в порядке? — разгоняет ладонями дым, будто на него напали мошки.
Глядит удивленно.
Упирается запястьями в бок, восклицая:
— Меу деуш! Ты так и пойдешь, в одних трусиках?
«…остается ровно два часа до наступления нового две тысячи шш…”. Экран телевизора гаснет, Габи откладывает пульт в сторону.
Подходит.
Нежно поправляет ее прямые и черные, как у индианки, волосы.
— Мне нравится твой животик, — говорит.
— Разве? — надув губы. — Он слишком толстый!
— Толстый? Ты совсем худышка, смотри как кости торчат! А животик просто идеальный, я же не стану врать!
При тихонько улыбается.
— Погоди, у меня есть кое-что, — достает из кармана пурпурный цветок.
— Господи, где ты достал лелию?
Бразилец вплетает орхидею в смоляные волосы. Отходит на пару шагов, приценивается.
— Выглядишь восхитительно!
— Обригада, — опускает взгляд.
— Сегодня ты — королева ночи! Парни, как деревянные фигурки, попадают у твоих ног.
— Мне не нужны парни у ног, и вообще не нужны. Для чего? Больше проблем!
Тот смеется:
— Смотря с какой стороны посмотреть: проблема — она же и приключение.
— Ой, Габи, совсем вылетело из головы, — ударяет ладошкой по лбу, — как прошло твое свидание?
— Он мил, — закатывает глаза, — и он из Аргентины, из Росарио, если точнее. Работает в театре, представляешь? Ай! И он уже ждет нас на пляже, надо спешить! Я все приготовил…
Загибает пальцы:
— Взял полотенце, сигареты, орешки и капиринью. Смешал много-много мяты и льда, как ты любишь.
— Ай, я уж и не знаю чего я люблю! — хватает со стола железную пепельницу с горящей сигаретой.
Садится на диван, закинув ногу на ногу. Желтая обшивка ярко оттеняет тело цвета какао. От шоколадных пальцев изящными струями поднимается дым.
Габи глубоко вздыхает и садится рядом. Заглядывает в кофейные глаза:
— Опять о Нем думаешь, да?
Мулатка молча курит.
— При, дорогая, жизнь продолжается. Надо дышать полной грудью, наслаждаться. Ты сама говорила, что Он тебя научил мечтать.
Девушка холодно отвела взгляд. Сочные губы, однако, выразили еле уловимую улыбку.
Габи тянется и забирает у При сигарету. Решительно давит окурок о пепельницу, как надоедливого таракана.
— Знаешь, — продолжает бразилец, — Он был даже слишком милый! Если бы ты Его проморгала, даже не знаю, я бы… я бы точно увел такого красавца. И к черту наш уговор не воровать парней!
При уставилась круглыми белыми глазами.
Попыталась сдержать смех, но не смогла.
— Да что ты, что ты такое говоришь, дурачок. Бабака! Он бы с тобой… нет! Ни за что, — ударяет собеседника в плечо.
