— Единственная клетка — в голове. Так говорит Кру.
Мужчина сделал глоток из чашки и продолжил:
— Чистое сознание не ограничить стенами. Даже такими прочными, как эти.
— А что если оно нечистое, сознание?
— Тогда мы действительно в клетке.
Взяв салфетку, он вытер уголок губ.
— Да вообще, кто этот Кру? — не выдержала женщина.
— Забудь, — быстро скомкав бумажку.
Оба замолчали, допивая остывший чай.
* * *
Мы познакомились с Кру, когда я скитался по грязным улицам Бангкока. Та встреча на мосту перевернула все, подарив спасительную надежду.
В сущности, Кру не является именем, и дословно обозначает “мастер”. Внешность Кру не укладывалась в представление о том, как должен выглядеть учитель. Но я сразу ощутил, что передо мной стоит необычный человек. Личность Кру моментально очаровала меня.
Вместе мы отправились в горы. Долгое время пробирались сквозь джунгли, огибая кудрявые склоны и острые бивни обрывов, пока не встретили скривившуюся хижину. Заросли сожрали и наполовину переварили бамбуковую лачугу. Внутри обжились мохнатые пауки, развесив липкие прозрачные тюли.
Хижина опиралась на столбы, застыв горбатой многоножкой. В дюжине шагов от задней стены располагался небольшой утес, а дальше склон нырял резко в пропасть, открывая вид на шершавые горы, зелеными волнами убегающие к горизонту. Небольшой пятачок вокруг хижины казался горизонтальным, но стоило приглядеться, дух перехватило от осознания, что это — лишь точка на гигантской кривой. А мы — два муравья, букашки, ползающие по исполинской волосатой спине.
Четыре полных дня взмахами мачете мы высекали из зеленой бесформенности четкие очертания, пробивали тропинки. Укрепили хижину свежим бамбуком и веревками.
Мышцы налились пульсирующей болью, на плечах повисли чугунные доспехи. Ноги ныли от постоянного движения вверх-вниз.
Я с трудом поспевал за темпом Кру. Несмотря на небольшой рост и габариты, мастер демонстрирует выносливость слона: будто невидимая сила управляет каждым совершенным взмахом.
Ночью на горы опускается морозное дыхание. Тягучий воздух обжигает легкие, вызывая кашель. Холод проникает в спальный мешок, ложится рядом, в обнимку, притворно и гадко, как склизкая рептилия. С приходом темноты джунгли меняются: сбрасывают дряхлую кожу, превращаясь в какую-то жуть. Отовсюду доносятся шорохи. Ветер разъяренной макакой прыгает со склона на склон, срывая ветки и листья. Орут насекомые и птицы, разбросанные по камерам пыток. А отдельные звуки, механические и барабанящие — не с этой планеты! Разум не в силах разъяснить их природу. Эта ночная какофония подолгу заставляет лежать с открытыми глазами. Чувство, что тебя, совершенно нормального, заперли в психушке.
Тяжело осознать, в какой реальности я оказался. Изо дня в день захлебываюсь в болоте переживаний. Сны настолько живые и настырные, что всякий раз просыпаюсь со слезами. Дрожа, выбираюсь из хижины, облитый, насквозь испачканный воспоминаниями. После чашки крепкого чая эмоциональный озноб высыхает, но что-то неизлечимое продолжает зудеть весь остаток дня.
Интенсивность снов поначалу я связал с отсутствием электричества и магнитного излучения. Затем стало ясно, что само место здесь странное — полное пугающих явлений. Со временем я бросил попытки что-либо объяснять и решил полагаться на интуицию, ведь джунгли не взаимодействуют на языке логики.
Кру говорит, что джунгли — это лужа, в которую я встал, вызвав возмущение. Потребуется время, чтобы отражение пришло в соответствие. Это место примет, но только через принятие самого себя.
Я безоговорочно доверял мастеру, следуя указаниям очень добросовестно — сомнений не возникало. Как и у Кру никогда не было сомнений в своем учителе, обучившего Кру подобным образом у этой же хижины.
Утро начиналось с уборки лагеря от ржавеющих листьев. Просто невообразимо, какое количество листвы опадает за сутки. Несколько дней, и на земле стелется пышный оранжевый ковер, под которым прячутся скорпионы. В земле, в норах и под валунами обитают тысяченожки. Привычка не поднимать бесхозные камни и ветки вырабатывается очень быстро.
Первые недели я ходил в сапогах, старательно всматриваясь под ноги. Но позже понял, что пытаясь разглядеть опасность, только делаю хуже. В сумерках всегда прячется что-то, шевелятся и сгущаются тени. А кусок лианы — разве отличишь от змеи? Воображение всякий раз играло злую шутку, оживляя худшие страхи. Пришлось признать, что самым опасным существом здесь являюсь я сам.
Кру говорит, что доверие к миру начинается с доверия к себе. Теперь вот хожу босиком, и будь, что будет. Кроме того, не приходится вытряхивать обувь по утрам, проверяя, что внутри не затаился тарантул. В джунглях ведь — чем проще, тем лучше. Чем меньше держишь вещей в голове, тем безопаснее.
Сны обрушились камнепадом, пробудив ударами в грудь. Приподнимаюсь, глотая воздух, вслушиваюсь в черноту ночи. Резкие порывы ветра носятся вдоль обрыва. Сквозь шум деревьев послышались шаги.
Кто-то бродил у хижины, приближаясь, всматриваясь в щели. И это точно не заблудшая собака, а что-то другое. Но голодное. Настырно ищущее проем, чтобы просочиться внутрь.
Вздрагиваю от хруста ветки, затяжного, будто выдирают зуб. Поворачиваю голову вслед за мелькнувшей тенью. Существо замерло в тот же миг, как мои глаза устремились к нему.
На секунду появилась бредовая, но способная объяснить все мысль. Наверное, это Кру! Бродит тайком, испытывая страхи ученика. Но я так и не решился повернуть голову, чтобы убедиться, что Кру спит на своем месте.
Мысли лопнули от скрипа входной ступеньки. Что-то грузное заползло на ступеньку и надавило на дверь; до треска, пробежавшего током сквозь сухожилия.
Все снаружи затихло, и даже ветер.
Какое-то время ничего не происходило, но я чувствовал, нескончаемо долго, как что-то нечеловеческое смотрит на меня. Затем оно удалилось, оставив душу покрытую инеем.
Последующие дни меня не покидала мысль о побеге. Не проходило и часа, чтобы я не планировал удрать. Но всякий раз приходил к выводу, что не смогу предать Кру. Разве бросают того, кто поверил в тебя? Кроме того, спасаться-то некуда — джунгли и были местом, куда я убежал.
Давление прошлого испытывает тот, кто слишком серьезно себя воспринимает. Фразы мастера были окутаны метафизической дымкой и с трудом влезали в мою треугольную голову. Между тем, внутренний посыл всегда чувствовался, вдохновляя на битву.
Время от времени я задавался вопросом, что привело меня в этот ад.
Еще недавно я стоял на маленькой, но оживленной улице Бангкока. Смотрел с моста на коричневую воду, дурно пахнущую, и, наверняка, полную пиявок. Вдоль берега скопился слой мусора. В душе сосало — я был обескровлен и мертв.
