Мужчина кивнул, пересек большую комнату и исчез за дверью справа.
– Пойдем, твоя комната готова, – поманила Софи девочку.
Они поднялись по лестнице.
– Вуаля, – объявила хозяйка дома.
Очевидно, это было их семейное словечко. Грейс решила, что нужно как можно быстрее найти словарь.
Комната, куда привела ее София, была раза в три больше, чем детские спальни на ранчо, а два ее окна выходили в красивый сад. Но милой эту комнату назвать было сложно – скорее наоборот. Кровать для взрослых, но с простым белым покрывалом, обои желто-коричневые, похоже, старые, без картин или других украшений. Полы деревянные. Больше никакой мебели.
– Все случилось так быстро, что мы не успели ее обставить, – сказала Мюллер. В отличие от Малкольма, она объясняла, но не извинялась. Может, потому что богатая?
– Мне нравится, – заверила ее Блейдс.
– Ты очень любезна, но мы обе знаем, что дело еще не закончено. Потерпи немного. Скоро мы с тобой поедем по магазинам и обставим твою комнату так, чтобы она подходила для девушки твоего возраста и ума.
Грейс промолчала.
– Ты согласна? – спросила Софи.
– Да.
– Должно быть, ты голодная. Можно не сомневаться, что в том ужасном месте тебя кормили всякой дрянью… Пойдем на кухню и поищем тебе приличную еду.
Девочка стала спускаться по лестнице вслед за Софией. Та шла быстро, не оглядываясь.
Она считает, что у меня все нормально. Это новая разновидность людей.
Так начался счастливый период в жизни Грейс Блейдс.
Глава 30
Рассказ Грейс о том времени Уэйну Кнутсену, эсквайру, был кратким и сухим.
– Слава богу, что есть такие люди, – сказал тот, и Блейдс уловила в его тоне нотки сожаления, словно он пропустил что-то важное.
Она решила воспользоваться этим:
– Как бы то ни было, мне нужна ваша помощь.
– Гм… У меня неплохие связи в полиции.
– Я предпочла бы не обращаться к ним, – сказала Блейдс. – Полиция не воспримет меня всерьез.
– Почему?
– Дела давно минувших дней, сплошные предположения и ни одного доказательства.
Уэйн с усилием встал, сделал несколько шагов, а потом вернулся к своему трону у стола. Вид у него теперь был деловой.
– Ты права. Объективно тут нет ничего, о чем я мог бы сообщить начальнику… – Лицо его заливал румянец, от подбородка ко лбу. – Извини за претенциозность, просто мы с ним посещаем одни и те же благотворительные мероприятия. Собственно, именно поэтому я так одет. Приятный день за гольфом в так называемом загородном клубе. Больше никаких имен, обещаю.
– Мне нужны как раз имена, Уэйн. Их настоящие имена – Сэма, Тая, Лили. Чтобы я смогла выяснить, что с ними случилось.
Адвокат смерил ее долгим, испытующим взглядом.
– Мне надо знать своего врага, Уэйн. Я не могу так жить, подозревая, что он прячется за каждым углом, – объяснила Грейс.
Теперь Кнутсен быстро перебирал пальцами.
– Это потому, что ты считаешь его убийцей брата.
– Брата несколько дней назад – и Бобби Кановы двадцать три года назад. И еще бог знает скольких людей в промежутке.
И я сама едва не стала его жертвой.
– Почему должны быть другие? – спросил юрист.
– Потому что люди, испорченные уже в таком возрасте, не посвящают свою жизнь добрым делам.
Уэйн не ответил.
– Ни в чем я еще не была так уверена, – прибавила Грейс.
– Тот больной мальчик…
– Бобби Канова. Его смерть, должно быть, признали несчастным случаем. Но Сэм выдернул трубку с кислородом – другого варианта быть не может. Я видела его в то утро, Уэйн. Он гордился собой. И у него была та же улыбка, когда он заметил тело Рамоны. Причем он позаботился, чтобы я видела, как он улыбается. Хотел, чтобы я знала: он приписывает себе и ее смерть.
Кнутсен поморщился. Ранимый, заботливый человек… Блейдс решила сыграть на этом.
– Сэм наслаждался. Такого рода потребность не исчезает, Уэйн, – продолжила она убеждать его. – Я уверена, что он еще убивал.
– Такая расчетливость в этом возрасте…
– Именно об этом я и говорю, Уэйн. Речь идет о выраженной психопатии. Мне нужна ваша помощь, чтобы его найти.
– А когда найдешь…
– После того как я соберу достаточно фактов, вы можете поговорить с полицией, с начальником или с какой-нибудь другой шишкой из ваших контактов. А до тех пор, не имея убедительных фактов, я просто подвергну себя еще большей опасности.
Кнутсен задумался – теперь этот человек был рационален и скрупулезен, каким и должен быть хороший юрист. Потом он достал из ящика письменного стола авторучку – позолоченный «Монблан» стоимостью больше тысячи долларов.
– И каким образом я должен выяснить настоящее имя этого маленького чудовища?
– Не знаю, – сказала Грейс. – Но мне больше не к кому обратиться.
На самом деле я могу предложить много вариантов. Вы работали в этой проклятой системе, так что используйте ее, извлеките из потраченных лет какую-то пользу.
Ей вспомнилась старая шутка о психотерапевтах: «Сколько нужно психотерапевтов, чтобы сменить лампочку? – Всего один, но только если лампочка согласна меняться».
Лучше б Уэйн пришел к этому выводу сам.
А если нет, хоть это и маловероятно, то Блейдс сделает все, чтобы подтолкнуть его мысль в нужном направлении.
Трон повернулся. Уэйн откинулся назад. Скрестил ноги. Повертел авторучку в пухлых пальцах.
– Двадцать три года назад, – произнес он. – Материалы социальной службы тогда были конфиденциальны, как и сейчас.
– Официально, – сказала Грейс. – Мы оба знаем, как это устроено.
Кнутсен не ответил.
– Официально приемные семьи – это наполненные любовью дома из комедийных телесериалов для детей, в которых живут заботливые и участливые ангелы-хранители, – продолжила женщина. – И официально конец всегда счастливый.
Юрист опустил голову. Некоторое время он изучал кожаную крышку стола.
– Кроме того, Уэйн, в век Интернета уже нет такого понятия, как «приватность», – добавила психотерапевт.
Еще несколько секунд безмолвных размышлений.
– Хорошо, Грейс. Я ничего не обещаю, но попробую что-нибудь добыть. Думаю, это меньшее, что я могу сделать в качестве искупления, – сказал наконец мужчина.
Ему нечего искупать. Но пусть думает, что есть.
* * *
