Гумбольдт недоуменно пожал плечами:
– Неужели я не могу отчитаться перед своим другом? Что такое?
– Просто у меня нехорошие предчувствия…
Взгляд исследователя помрачнел:
– Мы уже это обсудили.
– Да, но…
Он подошел к ней, и выражение лица у него смягчилось. Он нежно взял женщину за руку.
– Послушай, Элиза, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. У меня тоже был случай, когда я на короткое время лишился способностей. Ослеп на несколько дней из-за отравленной стрелы индейцев на Амазонке. Неприятное чувство. Но это не повод сдаваться. Если тебя утешит, я возьму оружие.
– Но…
– Обсуждение закончено, – он встал. – Ждите меня к обеду, и тогда я сыграю в любую игру, какую захотите.
С этими словами он надел пальто и пошел к двери.
Хайнцу Берингеру пришлось дважды посмотреть в оптический прицел, чтобы убедиться, что он не совершает ошибку. Все правильно: исследователь только что вышел из дому. Высокий, крепкий, энергичный. Рожденный побеждать. Гумбольдт надел цилиндр и поднял воротник.
Об этом парне ходили самые диковинные слухи. Когда Берингер его увидел, тут же припомнил всякие истории. До этого он считал его самым обычным карьеристом. Впрочем, теперь это безразлично. Человеку перед ним осталось жить несколько мгновений. Берингер вынул изо рта сигарету и отшвырнул ее.
В этот миг дверь еще раз открылась. Во двор вышла еще одна особа. Ведьма.
Распущенные волосы, золотые кольца в ушах, кожа цвета эбенового дерева. На ней были простые башмаки и длинное платье, расшитое цветными узорами. Настоящая красавица, если бы не темная кожа. Она бросилась в дождь за Гумбольдтом и стала ему что-то говорить. Похоже, они ссорились. Палец с курка Берингер не убрал. В нем нарастал охотничий азарт. Тихонько, даже сам того не понимая, он начал напевать песенку. Это песенка из его родных мест, ему еще бабушка ее напевала.
Жил-был гусар когда-то,
Он девушку любил.
И каждый день за это
Судьбу благодарил.
Гумбольдт сделал шаг в сторону. Берингер ждал. Позиция у него была выгодная.
Однажды он уехал,
А через три денька
Подруга его милая
Вдруг от тоски слегла.
Теперь все шло само собой. По венам побежал адреналин, и стрелок стал одним целым со своим оружием. Отдался во власть инстинкта. Последний раз проверил ветер, прикинул в уме отклонение пули, посмотрел, в каком направлении двинулся Гумбольдт, и высчитал, куда нужно целиться.
Скорее передайте ей
От милого привет,
Иначе светлы глазоньки
Закроются навек.
Он нажал курок.
Время как будто замерло на мгновение, а потом пуля с глухим щелчком начала свой путь.
22
Гумбольдт повернулся.
– Послушай, Элиза. Прости, что я был так резок в доме. Мне не хотелось, чтобы ты думала, что я жестокий и холодный. Я и сам от себя страдаю. Просто этого не видно. Обещаю, что как только я вернусь, мы…
Элиза подняла голову и прислушалась. Потом обернулась. Похоже, она потеряла к разговору всякий интерес.
– Элиза, я…
Ничего не объясняя, она шагнула в сторону.
– Элиза?
Ее тело вздрогнуло, как от удара током. Она повернулась к исследователю, протянула к нему руки и упала вперед. Только благодаря хорошей реакции тот подхватил женщину.
– Что?..
Он наклонился вперед, чтобы посмотреть. В тот же миг услышал, как в воздухе что-то просвистело. Из двери конюшни брызнули щепки. Словно из ниоткуда в древесине образовалась дыра.
Это же по ним стреляли!
Покушение!
Элиза лежала на спине, глаза ее были широко раскрыты. Словно сломленный цветок.
Снова раздался свист, потом громкий треск. Странно, что не слышно звуков выстрела. Тот, кто стрелял, был либо очень далеко, либо пользовался глушителем. Гумбольдт мысленно провел прямую от себя до двери конюшни и прикинул, откуда мог быть сделан выстрел. Быстро оттащил Элизу за вазон с цветами. Движения у нее были медленными, она открывала и закрывала рот, но не могла издать ни звука.
– Тебе плохо? Ты в порядке?
Глупый вопрос. Любой идиот заметил бы, что с ней далеко не все в порядке.
Тут дверь распахнулась. На пороге стоял Оскар. За ним, в тени, виднелись лица остальных.
– Что случилось? Мы слышали шум. Что с Элизой?
– Арбалет и сумку с боеприпасами, быстро! От двери не отходить!
Пистолет у него был, но воспользоваться им при таком дожде и на таком расстоянии невозможно.
Не теряя времени, Оскар схватил все, что нужно, и бросил исследователю. Гумбольдт ловко перехватил.
Тот, кто совершил покушение, очевидно, прятался в лесу. Спрятался за деревом и ждал, пока исследователь не появится снова. Гумбольдт решил, что сделает именно то, чего от него ждут.
Быстрым движением открыл сумку и достал оттуда три стрелы с оранжевыми наконечниками. Красный фосфор, калийная селитра, хлорид аммония – самая сильная смесь. Он вставил стрелы в арбалет и защелкнул обойму. Оценил состояние оружия и решил, что запросто сделает три выстрела.
Пару раз глубоко вдохнул и начал обратный отсчет:
– Три, два, один!
И выскочил.
Берингер стер с лица капли дождя. Проклятая баба! Как она могла выскочить прямо перед исследователем! Как будто предвидела, что может случиться. Теперь эффект внезапности утрачен. Гумбольдт скрылся за вазоном с цветами и выберется оттуда нескоро. Придется действовать грязным способом. Минутку. Что там такое? Пока Берингер раздумывал, что делать дальше, Гумбольдт выбрался из своего укрытия и смотрел прямо на него. В руке у него было что-то вроде арбалета.
Арбалет? Кто, черт возьми, еще пользуется этим старьем?
Быстро и точно, как и подобает заправскому снайперу, Берингер взвел курок и выстрелил. Два раза. Три.
Минимум один выстрел попал в цель. Гумбольдт вздрогнул и остановился.
Берингер посмотрел сквозь оптический прицел. Гумбольдт находился точно на мушке. Исследователь прижимал арбалет к плечу и целился прямо в него. Хотя видимость была плохая, Берингер увидел облачко, возникшее после выстрела. Потом лес вокруг него загорелся.
