– Берингер – тот еще головорез. Я бы удивился, если бы вы его поймали. Но, по крайней мере, вы его напугали. Сюда он не вернется, слишком уж тут горячо. Придется ему прятаться, а едва высунет нос – клац! – и мы его схватим, – он внимательно посмотрел на исследователя. – Что у вас с плечом? Позвать врача?
– Нет, все в порядке. Небольшая травма.
– Это было очень храбро с вашей стороны. Обычно я не одобряю подобные действия, но вам удалось найти логово мошенника. Мы арестовали всю банду Берингера. Что вы с ними сделали? Никогда еще я не видел столько слез.
– Немного слезоточивого газа моего собственного изготовления. Если хотите, охотно поделюсь рецептом.
– Это могло бы очень помочь в будущем, – призадумался Обендорфер. – Но, боюсь, будет сложно убедить начальство применить такие современные средства. Вернемся к Берингеру. Как прошел разговор? Удалось вырвать у него признание?
Гумбольдт полез в потайной карман и достал небольшой прибор.
– У него рот не закрывался, – передал он Обендорферу лингафон с записывающим устройством. – Думаю, этого достаточно, чтобы засадить его за решетку, если, конечно, мы его поймаем.
– Не сомневайтесь, господин фон Гумбольдт. Нет такого места в городе, где бы он чувствовал себя в безопасности. Учитывая то, какую награду за его поимку мы назначили. Кстати, мои люди подобрали на улице вашего юного друга. Я подумал, что вы сами с ним разберетесь.
Один из жандармов подвел Вилли к двери и подтолкнул к Гумбольдту. Исследователь отшатнулся от него, как от прокаженного.
Оскар схватил друга за руку и ткнул в бок:
– Что на тебя нашло? Почему ты предал нас? Почему пошел к Берингеру?
Мальчик готов был расплакаться. Он скрестил руки и уставился в пол.
– Я… Это все из-за моих карточных долгов.
– Карточные долги?
Вилли кивнул.
– Очень глупо. Мне казалось, я контролирую ситуацию, но Берингер меня обманул. Он заплатил за мое пиво, потом мы сыграли еще разок, и еще… Я пытался сказать, что так не честно, и что не буду платить, но он пригрозил, что всем расскажет. Мне стало так стыдно…
– И вместо того, чтобы рассказать мне правду, ты нас предал?
– Он выспрашивал только мелочи. Где мы живем, над чем работает господин Гумбольдт. Я ничего не придумал. Откуда же мне знать, что он Элизу…
– Сколько ты ему должен? – нахмурился Оскар.
Вилли расплакался.
– Шевели языком! Сколько?
– Пятьсот…
– Пятьсот чего? Пуговиц от брюк?
– Золотых марок.
Оскар широко раскрыл глаза:
– Шутишь? Вилли, ты же прекрасно знаешь, что он жульничает. Как ты позволил втянуть себя в игру?
– Но это же не сразу! Сначала я даже выигрывал. А потом пошла полоса неудач. Долг рос и рос… Ну да, еще и пиво…
Гумбольдт возмущенно фыркнул.
– Исчезни с моих глаз, мальчик. Я больше не хочу тебя видеть, – устало сказал он.
Вилли развернулся и пошел за жандармом, который его привел.
Гумбольдт откашлялся.
– Теперь мы должны собрать здесь все улики. Оскар, отдай господину Обендорферу пистолет.
– Пистолет? – повернулся к юноше комиссар.
Оскар достал оружие и гильзу из сумки и осторожно положил на стол. При свете ламп холодная сталь сверкала как стекло.
Обендорфер рассмотрел пистолет поближе и присвистнул.
– Сюда, ребята! Такое не каждый день увидишь, – он поднял оружие и рассмотрел со всех сторон. – Что у нас здесь? Маузер, тип С 96. Не знаю такого. Наверное, прототип. А ну-ка, Эрих, посмотри, нет ли там серийного номера?
Жандарм приблизился и покрутил пистолет в руках.
– Эрих – наш эксперт, – объяснил комиссар. – Он знает все марки и все модели. Держу пари, ты такого никогда не видел, а?
– Точно, господин комиссар. Штука действительно уникальная.
– Такое оружие не просто заполучить, – задумался Гумбольдт.
Эксперт покачал головой.
– Должно быть, это прототип. Производители берегут такие экземпляры, как золотые яйца. Достать такую вещь можно, только подключив влиятельных людей. Откуда он у вас?
– Берингер обронил, когда убегал.
Комиссар удивленно поднял бровь.
– Что ж, думаю, можем считать, что у Берингера есть хороший приятель в компании «Маузер». Может быть, он даже наладил контакты с командованием армией. Удивительно. Просто удивительно! – Обендорфер задумчиво потер подбородок. – У меня такое ощущение, что за всем этим скрывается нечто гораздо большее. Дело приобретает политическую окраску.
Пока он это говорил, его помощник проверил магазин и вынул оттуда последнюю пулю. Он сравнил ее с гильзой, которую Оскар положил на стол, и присвистнул. Юноша подался вперед, чтобы лучше рассмотреть.
– Взгляните, господин комиссар, – пододвинул он улики Обендорферу. – Вам они ничего не напоминают?
Комиссар поднес предметы к свету и внимательно осмотрел каждый миллиметр.
– Черт меня подери! – пробормотал он. – Неужели это то, что я думаю?
Эрих кивнул.
– В чем дело? – подошел Гумбольдт.
Обендорфер криво улыбнулся.
– Не было бы счастья, да несчастье помогло, господин Гумбольдт. Ваша находка вывела нас на очень горячий след. – Он поднял пистолет и патрон. – Естественно, нам придется проверить все в лаборатории, но я уверен, что перед нами оружие, из которого были убиты наш уважаемый император и его супруга.
27
Той же ночью…
На улице было темно, бушевала гроза. Ветер раскачивал деревянные стены лесной хижины и так свистел под крышей, что казалось, хочет поднять дом в воздух.
Оскар сгорбился над книгой в углу под газовым светильником и пытался сосредоточиться на повествовании. Но из головы не выходили события прошедшего дня. Бегство Берингера, измена Вилли и открытие комиссара Обендорфера. Слишком много, чтобы все понять. Выходит, Берингер не только в Гумбольдта стрелял, он еще и императора убил. Но почему? Главарь шайки достаточно хитер, конечно, но он не террорист. Зачем убивать императора? Гумбольдт убежден, что Берингер действовал не сам, а выполнял чей-то заказ. И кто бы ни был заказчиком, он уже знал, что покушение на исследователя потерпело неудачу. Что теперь? Что нужно этому неизвестному? А если он не один? Может быть, замешана целая группа. Неужели Гумбольдт представляет для них угрозу? И если да, то почему? А вдруг кто-то проявляет интерес к машине времени?
Вопрос за вопросом.
Теперь, когда противники знают, что существует большая машина, они наверняка попробуют прибрать ее к рукам. Гумбольдт решил круглые сутки не спускать с нее глаз, и Оскару выпала очередь дежурить первым. Он здесь до полуночи, а потом его сменит отец.
