Тем временем Гумбольдт накинул на плечи плащ и надел перчатки. Поверх них надел кольцо Фалькенштейна и опоясался мечом. Превращение было поразительным. С маской на лице его невозможно было узнать. Настоящий тамплиер или розенкрейцер. Выдать мог только голос, но об этом Гумбольдт позаботился заранее. Он приладил под воротником лингафон и настроил прибор так, чтобы тот придавал его речи регистр Фалькенштейна. Превосходная и абсолютно убедительная маскировка, если он не выдаст себя какой-нибудь мелочью. Но исследователь не планировал продолжать спектакль долго. Все будет зависеть от произведенного эффекта, и он был уверен, что не промахнется мимо цели, если взорвет бомбу.
43
Постепенно собрались уважаемые члены ложи. Приходили по одному, переодевались и входили в большой храм, где уже расположился Гумбольдт.
Исследователь сидел на стуле, принадлежавшем великому Мастеру, сложив руки на мече и надвинув маску пониже, чтобы никто не узнал его лица.
Оскар и Шарлотта притаились в нише чуть подальше. Скрытые одной из тринадцати колонн, они наблюдали за развитием событий. Фалькенштейн сидел за ними и дремал. С помощью маленькой инъекции Гумбольдт вывел генерала из строя. Иначе велика была опасность того, что он обнаружит себя на церемонии. Прислонившись спиной к стене и свесив голову набок, Мастер мирно посапывал.
В зал вошли последние из приглашенных. Все были в масках, но у Оскара было такое чувство, что пару человек он точно знал. Если верить Фалькенштейну, здесь собрались самые могущественные мужи империи.
Пока все шло гладко.
Узнать о ритуалах и традициях масонов было не так просто. Братство оставалось очень закрытым для внешнего мира, но друг Гумбольдта Юлий Пфефферкорн, долгое время сам бывший масоном, снабдил компанию важными сведениями и советами. В том числе и словами клятвы Мастера, которую исследователь и продекламировал перед собравшимися масонами вместо приветствия.
– Торжественно клянусь в присутствии всемогущего Бога и святого Иоанна скрывать знания каменщиков, не открывать их никому во всем мире, даже ученикам, разве только членам законной ложи, прошедшим суровые испытания.
– Да будет так, – хором ответили масоны.
– Клянусь выполнять все задания, которыми почтит меня Мастер ложи. Также обязуюсь хранить тайны братьев, которые мне доверяют, как свои собственные, – исключая убийство и государственную измену.
– Да будет так.
– Обязуюсь не наносить вреда никому из братьев и заблаговременно предупреждать о приближающихся опасностях, если таковые мне известны. Также готов я служить своим братьям всеми своими силами, не нанося при этом ущерба себе и своей семье. В дальнейшем обещаю не соблазнять ни сестры, ни жены брата, не выдавать того, что происходит в ложе, и оставаться верным всем законам. Клянусь быть твердым и непоколебимым, отбросить нерешительность и внутренние сомнения, а если нарушу клятву, то пусть тело мое разорвут надвое, и одну половину бросят на юг, другую на север, кости сожгут дотла и развеют по всем сторонам света, чтобы не было среди каменщиков такого подлого и жалкого человека. Да укрепит меня Бог и поможет выполнить свой долг перед Мастером.
– Да будет так, – произнесли братья в третий и последний раз и сели.
Гумбольдт поцеловал Библию и занял свое место.
– Дорогие братья! Глубокоуважаемые члены ложи огня и камня! Сегодня мы собрались здесь, чтобы посоветоваться по поводу событий последних дней. – Он понизил голос: – Как вы знаете, покушение на императора закончилось неудачей.
Многие кивнули. Послышался шепот.
– Поистине черный день для братства. Я потрясен тем, что произошло. Но больше всего меня мучит вопрос, как нашим врагам удалось узнать о наших планах. Каждый из нас давал клятву, что все, о чем мы здесь говорим, не выйдет за пределы храма. Но кто-то клятву нарушил. Как это объяснить?
Братья снова зашептались, на этот раз уже громче.
Гумбольдт поднял руку:
– Понимаю ваше волнение, но прошу соблюдать порядок. Если хотите сказать, поднимите руку и встаньте.
Один из присутствующих поднял руку, снял маску и встал. Исмаил Карренбауэр, государственный казначей. Оскар видел его на фотографии в газете.
– Прежде чем искать виновного, нужно начать с подробной информации. Что случилось вчера во время покушения, досточтимый Мастер? Мы слышали, тебя схватили.
– Нет, брат Исмаил, – покачал головой Гумбольдт. – На меня набросились, это правда, но мне удалось скрыться. Я посчитал целесообразным притаиться на время и подождать, пока все успокоится.
Поднял руку еще один член ложи и снял маску. Полный мужчина с плешью и бакенбардами. Его Оскар тоже узнал. Министерский советник Натаниэль Штрекер считался одним из самых влиятельных людей империи. Он был правой рукой канцлера, и лучше было с ним не спорить. Кроме того, он был отцом Карла Штрекера. Парня, с которым Оскар подрался на крыше и которого схватили жандармы.
– Ходят слухи, что вас выследил исследователь Карл фон Гумбольдт.
– Я тоже это слышал, – подтвердил Карренбауэр. – А еще говорят, что твоего сына поймал сын Гумбольдта. Так ли это?
– Не сам сын Гумбольдта, а жандармы, которые забрались на крышу. У Карла не было ни малейшего шанса. Каким-то образом этому Оскару удалось заманить их наверх.
– Что с ним теперь?
– Мой сын арестован. Его обвиняют в умышленном покушении на императора.
– Это сложно опровергнуть, – сказал Гумбольдт голосом Фалькенштейна. – Есть десятки свидетелей. Кроме того, у Карла было изъято оружие. Как я уже говорил, это черный день для братства.
– Это все, что ты можешь сказать, досточтимый Мастер? – покраснел Штрекер. – Мой Карл у жандармов. Его допрашивает комиссар Обендорфер, чрезвычайно опытный криминалист и один из немногих, чье имя не значится в наших платежных ведомостях.
Встал еще один человек и снял маску. Лицо его тоже оказалось знакомым. Глава верховного совета Штангельмайер, учитель и воспитатель императора, о котором в рукописи Гумбольдта было много написано. Его жесткая и решительная манера разговора была весьма характерной.
– Не хочу обижать тебя, брат Натаниэль, но твой сын – болван. Я считаю, что поручить ему такое задание было большой ошибкой. После его ареста на наших шеях затянулась петля.
– Мой сын – отличный стрелок, – возразил Штрекер. – Да, он не семи пядей во лбу, но послушный помощник и исполнитель. Вместо того чтобы обвинять его, лучше спросить себя, не были ли мы слишком неосмотрительными, планируя это покушение.
– Твой сын глупец, и ты это знаешь.
– Но…
– Пожалуйста, пожалуйста, братья мои… – поднял руки Гумбольдт. – Не забывайте, где вы. Мы все очень расстроены, но не должны позволить, чтобы эмоции взяли верх.
– Я только заметил, что считаю Карла неправильным человеком для такого задания, – не отступал Штангельмайер. – Я говорил тогда и повторяю еще раз.
