Оскар провел медика в гостиную, где его уже ждали Гумбольдт и все остальные. Оба мужчины тепло поприветствовали друг друга, и Делиус занялся пациенткой.
Он работал быстро и профессионально. Осмотрел, посчитал пульс, прислушался к дыханию, проверил глазные рефлексы. Одновременно расспросил Шарлотту, как произошел несчастный случай. Выражение его лица было серьезным. Все это заняло довольно много времени, наконец, врач отложил стетоскоп в сторону.
– Сколько она уже в таком состоянии? – обратился он к Гумбольдту.
– Добрых полчаса, – ответил тот, сверившись с карманными часами.
– Хм, – задумчиво кивнул Делиус.
– Что скажете? Плохо дело?
– Не нравится мне это, – согласился доктор. – Возможна травма черепа второй, если не третьей степени. Она не просто без сознания, она в коме. Видите, отсутствуют глазные рефлексы и реакция на боль? Женщину нужно поместить в больницу. Все, что я могу сделать, это зашить рану. Все остальное от меня не зависит.
– А когда она придет в себя?
– Не могу сказать. Может быть, через полчаса, а может быть, и через несколько недель или месяцев. Я читал о пациентах, которые находились в таком состоянии целый год. Но не будем думать о худшем. Везите ее в больницу к профессору Вайсшаупту. Он главный врач и мой хороший друг. Специалист в области повреждений мозга. Она будет в хороших руках. Если хотите, я поеду с вами.
– Я был бы вам очень благодарен.
Делиус сочувственно посмотрел на Элизу.
– Бедняжка. Как она могла так упасть?
– Если бы я знал, – пробормотал Гумбольдт. – Я позабочусь о носилках. Дети, предупредите Берта, чтобы он готовился ехать.
– Я это сделаю, – вызвалась Шарлотта. – Чувствую себя виноватой в том, что произошло.
– Вздор, – отрезал исследователь. – Несчастный случай, ничего более.
– Ты уверен? – Оскар уже давно поглядывал в прихожую. – А может, и нет.
– Почему?
– Посмотри… – юноша указал на напольные часы на полпути к кухне.
– Не понимаю…
– Часы. Они остановились. А ведь сегодня утром я их заводил.
– Может быть, остановились во время падения, – предположила Шарлотта. – Даже пол задрожал.
– Да, но посмотрите на циферблат, – Оскар показал на римские цифры.
По спине стекла струйка пота. Это не может быть случайностью. Стрелки указывали время, которое в записях Гумбольдта из будущего обозначалось как время смерти.
Девять часов десять минут.
47
Состояние Элизы не изменилось. Друзья ежедневно проводили по несколько часов у ее больничной койки, иногда вместе, иногда по одному. Гумбольдт почти не отлучался. Только работа и потребность в ночном отдыхе могли увести его от спутницы, да и то лишь на короткое время.
Элиза как будто спала. Повязку с головы уже сняли, рану зашили. Небольшой шрам на лбу – вот и все, что осталось от несчастного случая. Никто не мог объяснить, почему же она не приходит в сознание, даже главный специалист по травмам мозга. Он сказал, что одного падения недостаточно, чтобы пациентка оказалась в таком состоянии, но человеческий мозг слишком мало исследован, чтобы знать вопросы на все ответы.
У Гумбольдта была другая теория.
Оскар узнал о ней, когда приехал в больницу в среду вместе с Шарлоттой.
Стояло чудесное утро. Окна были открыты, по комнате гулял теплый ветерок. Щебетали птицы, вокруг роз под окнами гудели пчелы и шмели. Гумбольдт сидел рядом с кроватью Элизы. Рядом с ним лежала газета и лист бумаги, на котором было несколько диаграмм и формул.
«Он ужасно выглядит», – подумал Оскар. Не брит, с темными кругами под глазами. Но вслух, конечно же, юноша ничего не сказал. Гумбольдт заметил их, когда они уже были в комнате.
– О, привет! – встрепенулся он. – Входите. Сейчас освобожу стулья.
Все свободные поверхности были покрыты книгами, расчетами, чертежами и документами. Чтобы сесть, ждать пришлось довольно долго. Оскар достал Вилму из сумки, поставил на пол, и птица с любопытством принялась исследовать все углы.
– Решил, что пока жду здесь, могу немножко поработать, – сказал исследователь с извиняющейся улыбкой. – Сами знаете, каким невыносимым я становлюсь, если мне нечем заняться.
– Сколько ты уже здесь? – спросила Шарлотта.
– Со вчерашнего дня.
– Ты провел здесь ночь?
– Я… Ох, и не заметил, что солнце взошло, пока не вошла сестра, чтобы поменять капельницу.
– Как состояние Элизы?
– Неизменно. Чуть позже зайдет профессор Вайсшаупт и осмотрит ее еще раз.
– Ты совсем не спал? – поинтересовался Оскар.
– Совсем чуть-чуть. Здесь очень неудобно, – Гумбольдт указал на кресло в углу. – Сами знаете, мне достаточно пары часов сна. Кроме того, мне пришло в голову… Проходите, садитесь, я вам сейчас расскажу, – он схватил лист бумаги и начертил несколько горизонтальных линий. – Это имеет отношение к тому, что я назвал законом Хроноса.
– Никогда не слышала о таком законе, – заметила Шарлотта.
– Потому что до сих пор его еще никто не сформулировал, – ответил Гумбольдт.
Оскар склонил голову, чтобы получше рассмотреть, что изобразил отец.
– Кто такой Хронос? Или что такое? – спросил он.
– Хронос – это бог, – объяснил Гумбольдт. – Бог времени в греческой мифологии. Рожденный из темного хаоса, он создал серебряное мировое яйцо, из которого появился бог солнца Гелиос. В некоторых документах Хроноса приравнивают к титану Кроносу, отцу Зевса. Самое древнее его изображение – эллинистический барельеф с безбородым лицом и крыльями. Но с середины четырнадцатого столетия его представляют бородатым стариком с косой и песочными часами. Я нашел иллюстрацию в одной из моих книг, – он повернул том так, чтобы они смогли рассмотреть картинку.
– Повелитель времени и смерти, – пробормотала Шарлотта.
– Мы думали, что победили его, – печально добавил Гумбольдт.
– Думали? – нахмурился Оскар. – Но ведь победили. Мы изменили историю.
На губах исследователя мелькнула едва заметная улыбка, которая исчезла так же быстро, как и появилась.
– Мы добились частичного успеха, это правда. Но удалось ли нам изменить историю надолго, это еще вопрос.
– Ты говоришь загадками.
– Правда? – Исследователь снова захлопнул книгу. – Наверное, ты прав. Может быть, сказывается усталость. Попрошу поставить мне раскладную кровать, чтобы можно было хоть немного вытянуть ноги. Но сначала хочу показать, что я обнаружил. – Он взял бумагу: – Вот прямая времени, по которой мы движемся. Прямая, на которой сначала погибли император с императрицей, а потом убили Элизу. – Он поставил отметки на линии. После этого все завертелось кувырком, дошло до гражданской, а потом и до мировой войны, охватившей весь мир и уничтожившей все в огне. Все это следует из документов, которые я сам себе отправил. Подтверждается путешествиями, которые я совершил на машине времени. Здесь, здесь и здесь, – поставил он еще три отметки. – Ты, Оскар, забрался еще дальше в будущее. Вот сюда, – поставил он штрих с правого края листа. – В это время уже господствовали машины, а люди, словно крысы, прозябали под землей. Но это не должно нас волновать. Как и судьба Берингера, которого ты оставил в будущем. Эта прямая времени обрезана благодаря нашему вмешательству. Основываясь на теории, что время можно изменить, так как исторические события образуют причинную цепь, мы возвратились в момент, предшествующий убийству императора, и предотвратили его. Возникла новая прямая времени, наша прямая. Вы следите за моей мыслью?
