Так что я решила довериться Эрику, потому что, кроме всего прочего, я оценила тот факт, что первым он решил довериться мне.
– Итак, – я подвигалась, стараясь сесть по-удобнее.
– Слушайте, что вы все ерзаете? – удивился Эрик.
– Она холодная, – поежилась я.
– А что мы вообще тут делаем?
– Как – что? Я собираюсь рассказать вам очень важные вещи и боюсь, что нас подслушают.
– Вряд ли нас могут подслушать. Видите ли, в чем дело, для того чтобы подслушать, нужно установить специальную аппаратуру, – начал он объяснять мне, как будто я не смотрю боевики, – а для этого нужно войти в квартиру.
– Не обязательно, – живо прервала его я, – микрофон в вентиляционное отверстие…
– Я продолжаю, – сказал Эрик, – так вот, у меня установлена такая сигнализация, которая реагирует даже на малейшее прикосновение ко всем дверям и стенам квартиры. То есть поставить-то, может, им и удастся, но я обязательно об этом узнаю. И к тому же, с чего вы решили, что за мной наблюдают? Потому что мои приступы начинаются в определенное время, после моего прихода?
– Ну, за тем, когда вы приходите, следить не надо, – усмехнулась я. – В восемь тридцать вы выходите из парадной утром, а в семнадцать тридцать входите в нее вечером, плюс минус три минуты. И так каждый день.
– Неужели? – удивился Эрик. – А я и не замечал.
– Но за вами обязательно должны наблюдать, чтобы знать, один вы возвращаетесь с работы или нет. Стало быть, они наблюдают из окна. Или из припаркованной машины.
– Постойте, мы еще не выяснили, что на меня кто-то воздействует, вы меня не убедили, а уже рассказываете про сговор…
– Так я же и хочу рассказать, а вы все время перебиваете! – Я уже начала сердиться, потому что машина и правда была холодная и жесткая, и еще мне по-прежнему хотелось есть, – мы ведь так и не успели поужинать.
– Все же я настаиваю, что в моей квартире нет подслушивающих и подсматривающих устройств, – упорствовал Эрик, – хотя бы потому, что если бы злоумышленники знали, что я не один в квартире, то не стали бы воздействовать на меня при свидетеле. Ведь в конце концов вы заметили платежку.
Он посмотрел на меня с чувством явного мужского превосходства – мол, вот я какой умный, а ты не смогла додуматься до элементарных вещей.
– А если такой умный, – сварливо начала я, – то установил бы видеокамеру, она и сняла бы, как ты печатаешь платежки, а потом их сжигаешь. И вовсе незачем было меня звать!
Эрик выглядел таким смущенным, что мне стало его жаль.
– Действительно, – промямлил он, – как это я не догадался.
– Один – один! – весело крикнула я и соскочила с проклятой машины. – Идем ужинать!
И, раздирая зубами зверски пересохшего цыпленка, я поведала Эрику кое-что из записок Валентина Сергеевича о замечательном препарате и о принципе его действия, насколько я смогла это понять.
– Я, конечно, не химик, – задумчиво проговорил Эрик.
– Дело не в химии. В записках сказано, что когда препарат испытывали на добровольцах, то он срабатывал по-разному, в зависимости от индивидуальных особенностей человека. Люди, у которых и так были парапсихологические способности, с помощью препарата могли сделать настолько больше, что это казалось чудом. А люди обычные просто угадывали карты Зеннера с меньшим количеством ошибок.
Я постаралась сказать это с максимальной уверенностью, потому что если бы Эрик усомнился и спросил меня, что это такое – карты Зеннера, то я бы имела бледный вид, ибо о Зеннере не имела ни малейшего представления. И что еще за карты – игральные, что ли?
– Пока оставим препарат в покое. Эти записки натолкнули меня на мысль, что над тобой кто-то осуществляет эксперимент, воздействует на твою психику.
Эрик изменился в лице. Еще бы, кому приятно узнать, что у тебя в голове хозяйничает кто-то посторонний, да еще и явно с преступными намерениями.
– Чужая воля, – пробормотал он.
– Слушай, не раскисай, – раздраженно прервала его я, – у меня тоже положеньице – не дай бог, но я не опускаю руки.
Совместное сидение на стиральной машине очень сближает, потому что мы с Эриком после этого как-то незаметно перешли на «ты».
Далее я весьма подробно, с отступлениями и повторениями рассказала ему про Луизу, про Еремеева, про тетрадку и синий «Форд», про итальянского актера Волонте и про то, как мы с Горацием нашли записки Валентина Сергеевича.
– Замечательный был старик! – восхитился Эрик. – Он мне всегда нравился. Но… постой, постой… Значит, сегодня утром вы с Горацием подверглись нападению бандита, потом Гораций его угробил…
– И мы пошли домой. А потом еще раз туда ходили с Олегом, – краем глаза я заметила, как Эрик нахмурился при упоминании Олега, – там никого не было.
– Они унесли труп или живого, но раненого, – неуверенно сказал Эрик.
– Правильно соображаешь.
– Трудно поверить. – Он смотрел на меня скептически.
– А чужая воля? – прищурилась я.
– Что такое?
– Договорились же: я верю в твою сумасшедшую историю, а ты – в мою. Я считаю, что ты – не врун и не псих, а ты, – что я не истеричка и не выдумываю истории от одиночества, чтобы привлечь внимание интересного мужчины.
– Да-да, извини. – Он передвинул свой стул поближе ко мне. – Но если все так, как ты говоришь, то что ты теперь собираешься делать? Если записки важны для тех людей, то они не оставят тебя в покое.
– Естественно, – вздохнула я. – Но все произошло так быстро, я не успела ничего решить. Не будут же они брать приступом мою квартиру средь бела дня. И потом… может быть, они не поняли, что это я отобрала у Еремеева чемоданчик? Он сказал по телефону, что он нашел тайник и находится он там-то. А потом разговор прервался, и когда они приехали на указанное место, то увидели, что чемоданчика нет, а Еремеев сломал шею. Как думаешь, неужели они поверят, что слабая женщина могла справиться с таким крепким мужиком? И Гораций вел себя очень аккуратно – не рвал, не кусал его, а только сбросил вниз. Так что следов собачьих зубов на нем нету.
– Но тем не менее ночевать тебе в той квартире нельзя, – решительно сказал Эрик. – Ночью они запросто могут прийти проверить, как и что.
Однако, ну и хватка. Но я тут же поняла, что Эрик ни о чем таком не думает, просто беспокоится за меня.
– И записки нужно перенести сюда, и сам препарат.
– А Гораций?
– Ничего с Горацием не случится.
– Гораций не любит быть один! – воскликнула я. – Он будет тосковать. К тому же они могут забраться в квартиру ночью и причинить ему вред.
– Ага, стало быть, тебе нужно ночевать там, чтобы в случае чего защитить ротвейлера от бандитов, – усмехнулся Эрик.
