И я его увидела. Окно машины – такое темное бандитское стекло, оно, я знаю, называется тонированное, было опущено, и из салона выглядывал один черный глаз. Это был глаз того самого типа, который так похож на итальянского актера Волонте. Почему я увидела только один глаз? Потому что другой был прищурен. И рядом с черным блестящим глазом Дж. М. я заметила черный блестящий ствол. Честно говоря, я никогда раньше не видела снайперской винтовки, но сейчас внутренний голос крикнул мне в ухо, что это она и есть. Дж. М. тщательно целился из своей винтовки, и явно не в меня. Меня он не видел, потому что я тихонько открыла дверь парадного, без стука и скрипа. Холодея от страха, я проследила за направлением блестящего черного ствола и увидела Эрика, который, ничего не подозревая, вышагивал по дорожке рядом с подхалимски заглядывающим ему в лицо Горацием. Что надо кричать в таком случае, я представления не имела, да и не смогла бы издать сейчас ни звука – нервный спазм сжал горло. Ни к селу ни к городу я представила, что чувствовала библейская жена Лота, когда превращалась в соляной столб: я окаменела, не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой, ни крикнуть, ни даже вздохнуть глубоко… Сейчас этот чертов Волонте убьет Эрика из-за того, что я не могу крикнуть. Я сделала титаническое усилие, очнулась, рванула дверь и… раздался выстрел.
Раздался выстрел, он был негромкий, но я-то стояла почти рядом с «Фордом». В ужасе я закрыла глаза. Вокруг меня была тишина. Никто не отреагировал на выстрел, вокруг дома в восемь утра народу никого не было, потому что половина квартир в доме пустовала – дожидались ремонта, а из второй половины обеспеченные хозяева на работу, конечно, ездили, но не в восемь утра. Я постояла немного, потом открыла глаза и увидела, что Эрик идет как ни в чем не бывало по дорожке, а Гораций семенит рядом, тоже вполне довольный жизнью. Неужели Дж. М. промахнулся? Я перевела взгляд на него. В просвете между ветвей по-прежнему было видно окно «Форда», но в стекло не выглядывал ни целящийся глаз бандита, ни ствол его винтовки. Вместо этого в окно вывалилась его безжизненно свешивавшаяся курчавая голова, а по синему «металлику» «Форда» ниже окна стекала темно-красная жидкость…
Вот теперь у меня прорезался голос. И только-только я собралась заорать на весь район, как «Форд» двинулся с места, газанул и был таков. В полном изумлении я разинула рот, не понимая, как это покойник смог управлять машиной, пока до меня не дошло, что мертвый «Волонте» сидел не со стороны водителя, а значит, в машине был кто-то еще, он и поспешил убраться подальше.
Эрик оглянулся на шум отъезжающей машины, заметил меня в парадной и так обеспокоился моим внешним видом, что побежал ко мне со всех ног, выпустив Горация.
– Что такое? Что случилось? – повторял Эрик. – Что они тебе сделали?
– Там… – Я указывала на то место, где стоял «Форд», на большее я была сейчас неспособна.
– Что – там? – В глазах Эрика появилось странное выражение – не то жалость, не то снисходительность.
– Там сидел мужчина… он в тебя стрелял.
– Что – в кустах? – В голосе Эрика не было издевательской нотки, в нем чувствовалось бесконечное терпение, а это еще хуже.
– Не в кустах, а в синем «Форде». – Я понемногу начала закипать. – Тот тип целился в тебя из снайперской винтовки, а у меня от страха голос пропал. Потом вдруг – бац! – выстрел, и падаешь не ты, а он, то есть он в машине лежит и кровища хлещет! Неужели ты выстрела не слышал?
Эрик посмотрел на меня с некоторым сомнением, но все же полез в кусты. Я двинулась за ним прямо босиком, как Порфирий Иванов, а Гораций суетился рядом. Продравшись сквозь кусты, мы выскочили на дорожку, где раньше стоял «Форд». На плотно утрамбованной почве отчетливо были видны следы машины.
– Да, – Эрик нагнулся над отпечатками шин, – а это что такое?
Я тоже увидела маленькую темно-красную лужицу. Она быстро впитывалась в землю, но пока еще была видна.
– Гораций, назад! – Потому что этому негодяю, конечно, надо было нюхать все вокруг и кровавую лужу – тоже.
– Ты уверена, что он целился в меня? – спрашивал Эрик.
Я хотела ответить, но не смогла, потому что меня начала бить крупная дрожь. Скорее всего, это было от холода. Эрик наконец заметил, что я в маечке и босиком, охнул и подхватил меня на руки. Ужасно приятно было оказаться в сильных мужских руках, но я решила сохранить последние остатки гордости.
– Гораций сбежит. – Я сделала слабую попытку освободиться.
– Куда он денется. Домой! – сказал Эрик, не поворачивая головы.
И естественно, ротвейлер послушно зашагал к дому, а от меня бы он обязательно удрал, долго мотал бы нервы, заставил бы себя искать…
Эрик не отпустил меня даже в парадном, так и прижимал к груди, как ценную вещь. Однако это уж слишком.
– Что, так до шестого этажа и понесешь на руках? Эрик, я все же не пушинка!
Он сдался где-то между третьим и четвертым, что, безусловно, делает ему честь. Эрик осторожно поставил меня на пол и ткнулся носом в ложбинку между шеей и ключицей.
– Как надоело все… – тихонько прошептал он, – и что они все к нам привязались…
Я стояла, боясь пошевелиться, отметив про себя местоимение «нам» и особенно тон, которым все было сказано. В груди шевелилось какое-то странное незнакомое чувство. Очевидно, со стороны мы представляли весьма забавное зрелище – два взрослых и не очень молодых человека стоят, обнявшись, на черной лестнице, причем дама босиком и, вообще, одета весьма легко. Холод в замерзающих ступнях меня несколько отрезвил.
– Эрик, – прошептала я, – дорогой, пожалуй, лучше мне сейчас пойти к себе, нас и так уже видели вместе.
Эрик выпустил меня из объятий с большой неохотой. Ключи от квартиры, к счастью, оказались у меня в кармане джинсов, но Эрик сказал, что пойдет с нами и проверит квартиру. Дома все было тихо, но от всех волнений, а может, просто от холода, меня забила крупная дрожь. Эрик развил бурную деятельность, стал проявлять обо мне заботу. Он нашел в баре в бывшем кабинете Валентина Сергеевича какую-то реликтовую бутылку водки, на которую даже Артем не позарился. Все остальные напитки он вылакал постепенно. Эрик налил приличную порцию в стакан и влил в меня. Вначале я пыталась сопротивляться, но он применил силу, и я от удивления все проглотила, правда, слегка подавилась, так что Эрик еще и по спине меня отлупил. Зато, когда я отдышалась, я поняла, зачем люди пьют такую гадость, как водка. Во-первых, я перестала дрожать. Во-вторых, я моментально согрелась. В-третьих, я абсолютно успокоилась. Ну, подумаешь, были какие-то бандиты, но, как говорится, самоустранились. Взаимоуничтожились. Мне-то какое до этого дело! Меня интересуют только мои собственные проблемы… Я тут же стала все это подробно объяснять Эрику, мне вообще вдруг захотелось страшно много всего ему рассказать, просто какой-то словесный зуд. Язык развязался, и я стала, невесть с чего, рассказывать ему про всех моих мужей, про то, какие они, в сущности, славные люди – каждый по-своему меня любит и каждый обладает своими собственными достоинствами. Я чувствовала, что меня заносит, но остановиться не могла никакими силами. Причем некоторой разумной частью своего сознания я понимала, что веду себя ужасно, но другая, стервозная часть ухмылялась и подзуживала: так ему и надо, сам виноват, зачем напоил меня! Теперь пускай терпит мою пьяную болтовню!
