– Например… – прищурилась я.
– Мне не хочется уходить, – пожаловался он, – не хочется идти на работу.
– Подумаешь, невидаль! – отмахнулась я. – Мне, например, раньше никогда не хотелось идти на работу.
По глазам Эрика я поняла, что для него такое раньше считалось немыслимым. Что ж, все когда-нибудь бывает в первый раз.
– Я знаю способ подсластить пилюлю, – улыбнулась я и поцеловала его тихонько в уголок губ, – ты думай, что рабочий день пройдет быстро, а вечером мы с Горацием будем тебя ждать.
Горация я упомянула, чтобы соблюсти приличия. Эрик приободрился и собрался уходить, только я попросила, чтобы он, когда окончательно уже пойдет на работу, зашел ко мне и занес записки Валентина Сергеевича, я хотела бы их дочитать.
Его не было долго, так что я уже начала волноваться. Наконец, раздался неуверенный звонок. Эрик стоял на пороге, но, боже мой, как он отличался от того Эрика, что покинул полчаса назад мою квартиру. Тот был крепкий, достаточно молодой мужчина, правда, худой и со следами забот на лице, но все же, после трогательного общения со мной, вполне благополучный. Теперь же на пороге стоял неврастеник с абсолютно серым лицом и затравленным выражением в глазах.
– Что случилось?
– Ничего. – Он пошатнулся, я едва успела подставить ему стул. – Сейчас, когда я был там, у себя, вдруг опять началось. Я очнулся и ничего не помню. Минут пятнадцать так просидел. Это ужасно…
Действительно, все было ужасно. Я прижала его бедную больную голову к груди. Эрик совсем пал духом.
– Что все это значит? За что мне такое? – бормотал он.
– Такого ведь раньше не было, – осторожно начала я, – раньше тебя мучили только вечером после работы… Что изменилось сегодня? Когда, ты сказал, придут деньги?
– Скорее всего завтра.
– Знаешь, Эрик, по-моему, тебе нужно скорее уходить из дома, тебе станет легче.
– У меня такое чувство, что это не я, а чужой человек заставляет меня делать то, что нужно ему.
– Но ведь тебе сейчас действительно нужно идти на работу, значит, в данном случае ваши интересы совпадают? – пошутила я.
Он взглянул на меня с укором и вышел. После его ухода я дала волю своему гневу.
Да что же это такое? Как они смеют? Кто такие «они», я не уточняла, но зла была ужасно. Мне было жалко Эрика, в душе все просто клокотало от бессильной ярости. Так издеваться над человеком! Да не просто над каким-то посторонним, а над Эриком!
Дело в том, что, пока Эрик ходил за записками, я успела квалифицировать свое чувство, когда мы стояли на лестнице, обнявшись. Чувство это было нежностью. Мне хотелось опекать Эрика, заботиться о нем, выполнять его мелкие капризы… Разумеется, как только он перестал меня обнимать, все прошло.
Вы не поверите, но раньше я такого никогда не испытывала. Вот, честное слово, три раза была замужем и выходила каждый раз по любви, то есть это я тогда так считала, но нежности не испытывала ни к одному мужчине. Очевидно, так на меня повлияла смерть мамы и Валентина Сергеевича; Гораций – единственное существо, которое, я знала, без меня пропадет, вся атмосфера в квартире. Одним словом, я стала другим человеком, и тут очень кстати подвернулся Эрик. Как славно мы могли бы проводить время! Спокойно, не надоедая друг другу… Так нет же, нужно же было вмешаться этим чертовым гипнотизерам и все испортить!
Хватит прятать голову под крыло! Нужно действовать. Пока придут деньги, Эрик рехнется. А ведь у нас нет никаких доказательств, что им управляет чья-то чужая воля. Значит, принимаю как гипотезу, что злодейка – та самая дама в шикарном пальто, то есть маскируется под нее. Что я могу про нее узнать? Живет на одной площадке с Эриком… Полно, живет ли? Если она – не та, за которую себя выдает, то для чего ей жить в той квартире? Ей нужно только бывать там в то время, когда она воздействует на Эрика, то есть вечером, примерно с пяти и до полвосьмого. А в остальное время находиться в той квартире ей просто даже опасно – мало ли кто зайдет или позвонит… Правда, судя по всему, та бедная женщина, которую заменили, была со странностями. Или просто очень одинокая, раз никто не хватился ее столько времени. Но о ней я думать пока не буду. А буду думать о той, другой, которая угрожает Эрику. Сколько раз я ее видела? Два раза, причем оба раза она входила в подъезд. Это было утром, мы с Горацием возвращались с прогулки. Стало быть, она приходит в наш дом утром, не рано, потому что мы с Горацием любим поспать и на утреннюю прогулку выходим не раньше десяти. Значит, в районе одиннадцати она приходит. Это она делает для того, чтобы никто не заподозрил ее, потому что у той, первой, дамы привычки были неизменны – она-то как раз вставала рано и шла на прогулку в Сосновку, чтобы встретить поменьше народу. А эта приходит, посидит немного и, по логике вещей, должна отчалить до вечера, потому что делать ей в квартире на шестом этаже абсолютно нечего. Стало быть, она выходит и возвращается незадолго до прихода Эрика с работы, чтобы внушить ему идеи насчет платежки. Но сегодня она уже успела с утра поиздеваться над Эриком, следовательно, она дома. И теперь скоро уйдет до вечера, потому что, как я уже говорила, делать ей в той квартире абсолютно нечего. И никто, кроме Раисы Кузьминичны, не смог бы заметить ее отлучки, – остальным недосуг беспокоиться о соседях, да многие и незнакомы. Но Раиса ведь тоже живой человек, уйдет куда-нибудь – в магазин, сериал смотреть, так что дама ничем не рискует. И почему бы мне не проследить за злодейкой-дамой в надоевшем уже голландском пальто? И если повезет, я узнаю про нее кое-что интересное – куда она ходит, где живет, с кем общается. Некоторых ее компаньонов я видела в Сосновке – того несимпатичного плешивого мужичка и красивого блондина. Они, разумеется, тоже держат меня на примете, раз я живу в той же парадной и общаюсь с Эриком. То есть они не знают, что мы тесно общаемся, думают, что просто гуляем с собакой по-соседски. Но я же не собираюсь следить за дамой в открытую. И потом, нужно бить их тем же оружием. Пока что только они следили за Эриком и портили ему жизнь. А теперь я буду следить за ними – все равно, делать мне нечего, то есть, разумеется, мне есть чем заняться – Бельмоном, но об этом сейчас не может быть и речи.
Я бросилась одеваться, чтобы, увидев из окна выходящую даму, немедленно устремиться за ней, но призадумалась. С кем это я собираюсь бороться? Да она же вычислит меня мгновенно. Кто бы она ни была – злодейка, преступница, я твердо знаю одно: она умеет внушать мысли на расстоянии. Но в записках Валентина Сергеевича сказано, что его добровольцы, на которых испытывали злосчастный препарат В‑17, сначала читали чужие мысли, а уже потом, после принятия двойной дозы, некоторые из них могли свои мысли внушать. Допустим, в случае с дамой-злодейкой препарат В‑17 ни при чем, то есть она такая способная от природы или еще по какой причине. Но раз она обладает достаточной силой, чтобы так скрутить Эрика, чтобы внушать ему черт-те что, то уж мои-то мысли она прочитает без всякого труда. Что там читать-то? Я за ней слежу, хочу выяснить, кто же она такая, попутно она вытащит из моей головы все что можно и поймет, что я знаю про подмену и про несчастное голландское пальто. Этого ни в коем случае нельзя допустить, потому что тогда я становлюсь для злодейской компании, что преследует Эрика, опасным свидетелем. Но как можно нейтрализовать даму?
