Самолеты инструкторского отряда 20 сентября перелетели из Кшени на полевой аэродром у деревни Курбатово, откуда было удобнее и ближе атаковать мамантовские обозы. Но, едва приземлившись, красвоенлеты узнали от местных крестьян, что в окрестных селах вспыхнуло антисоветское восстание. Братолюбов почел за благо срочно вернуться в Кшень, но не тут-то было. На «Ньюпорах» Трускова и Кудрина забарахлили моторы. Полет для них стал невозможен. Тем не менее вечером исправные самолеты улетели в Кшень, забрав с собой Трускова. Кудрин же решил остаться и попытаться за ночь самостоятельно отремонтировать двигатель. Починить мотор так и не удалось, а утром в Курбатово на телегах въехали повстанцы. Красвоенлета схватили, избили и, раздев до белья, заперли в сарае.
21 – 22 сентября боевое ядро мамантовской конницы прорвало фронт к западу от городка Коротояк и соединилось с шедшей навстречу кубанской кавалерией генерала Шкуро. Обозы подтягивались еще несколько дней. Все это время красные летчики продолжали «трепать за хвост» отступавшего противника. 21-го «Илья Муромец» сбросил 160 кг бомб и 8 кг листовок на белогвардейскую кавалерию у городка Жидов.
В тот же день первые боевые потери понес инструкторский отряд Московской авиашколы. Во время налета на казачий обоз у деревни Шаталовка был подбит винтовочной пулей самолет командира отряда Братолюбова. Летчик совершил вынужденную посадку на глазах у противника. Желая спасти товарища, напарник Братолюбова Герасимов приземлился рядом с ним, но на пробеге его «Сопвич» налетел на пень и получил повреждения, сделавшие взлет невозможным. Оба пилота вместе с летнабами Мининым и Гореловым попали в плен.
Казаки отконвоировали пленных в Харьков, где Герасимов и Братолюбов вскоре были расстреляны по приговору военно-полевого суда. Какой приговор суд вынес Минину и Горелову, неизвестно, но к моменту, когда красные вновь заняли Харьков, летнабы все еще находились в городской тюрьме. Они были освобождены в числе других заключенных, которых белые не успели эвакуировать.
Вернувшись из плена, Минин составил рапорт, в котором говорится, что 21 сентября он с Братолюбовым бомбил казачью кавалерию с высоты порядка 500 метров. Пулей с земли на их самолете перебило клапанную тягу одного из цилиндров двигателя. Поскольку ротативный мотор «Сопвича» при работе вращается с той же скоростью, что и винт, обломок тяги за счет центробежной силы вывернулся наружу и разорвал капот. Вскоре мотор заглох и Братолюбов решил садиться.
Далее Минин писал: «...после посадки на выручку Братолюбова стал садиться и в.л. Герасимов, который при посадке сломал шасси и крыло. Братолюбов стал приказывать снять с аппарата пулемет и идти за ним, но, пройдя некоторое расстояние, были задержаны налетевшими на нас казаками, которые нас ограбили, раздели и после сильных избиений повели нас к аппаратам, где уже было много казаков, которые стали нас тоже бить. После всего произошедшего нас повели в штаб Терской дивизии, которая стояла в деревне Шаталовка, для допроса».
На следующий день пленников отделили друг от друга, и поодиночке отвезли в Харьков, где рассадили по разным тюремным камерам. О дальнейшей судьбе Братолюбова и Герасимова Минин знал только со слов других арестантов и тюремного надзирателя.
22-го или 23 сентября отряд красноармейцев занял деревню Курбатово и выпустил из сарая попавшего в плен к мужикам красвоенлета Кудрина. Еще через пару дней Кудрин вернулся к своим и узнал, что отряд инструкторов М.А.Ш. расформирован. А к концу сентября, в связи с окончанием мамантовского рейда, прекратила свое существование и Авиагруппа особого назначения. Входившие в нее отряды вновь распределили по армиям, а Акашев вернулся на штабную работу.
АГОН была первой после казанской операции попыткой красных сконцентрировать авиасилы на ключевом направлении с целью решения стратегической задачи. Но из-за ошибок в определении маршрута движения вражеской конницы, эту попытку нельзя считать удачной. Лишь на заключительном этапе красные летчики смогли провести ряд воздушных атак и нанести противнику ощутимые потери, однако это уже не имело особого значения. Рейд Мамантова сыграл свою роль, сорвав план августовского контрнаступления Красной Армии.
Мы уже не раз приводили цитаты из книги А.В. Сергеева «Пять лет строительства и борьбы...». Во многом с автором можно согласиться, но что касается действий АГОН, то здесь ему явно изменяет память и чувство меры: «Летчики не упускали из виду малейшего движения Мамонтова, постоянно кружась над ним, и тем способствовали парированию всех его ударов. Мало того, история отметит, что бомбами и пулеметами летчики разгоняли конницу и тем уменьшили скорость ее движения почти вдвое». Такая оценка весьма далека от реальности, но именно она по понятным причинам утвердилась в официальной советской историографии.
Несмотря на довольно низкую эффективность действий АГОН, некоторые ее пилоты и летнабы получили поощрения. Орденов, правда, никому не дали, но пилотам Кудрину, Трускову, Лёвину и летнабу Григорьеву вручили золотые часы, а летнабам Блохину, Кошелеву, Горелову и Карпу – серебряные портсигары. Золотой хронометр получил и командир группы Акашев. К такой же награде представили Герасимова и Братолюбова, но их часы так и остались на складе...
* * *
Пока мамантовцы носились по тылам 8-й и 13-й армий, бои на других участках фронта продолжались. 30 августа колонны генералов Бредова и Юзефовича заняли Киев. 1-й авиадивизион Добровольческой армии продолжал действовать в авангарде наступающих частей. В непрерывных полетах самолеты изнашивались и требовали ремонта, который невозможно было обеспечить в полевых условиях. К 3 октября в алексеевском отряде осталось всего два исправных «Де Хэвилленда». «Кэмелы» 6-го отряда оказались более выносливыми. С середины сентября на них легла основная боевая нагрузка. Но и здесь не обходилось без потерь. 30 сентября попал в плен командир отряда штабс-капитан Бафталовский, вынужденный, из-за поломки двигателя, приземлиться на советской территории, у станции Паточная. Отряд временно возглавил поручик Туренко.
Численность дивизиона неуклонно снижалась. К началу октября в его составе осталось менее десятка боеспособных машин. Единственным пополнением за два месяца боев стал «Ньюпор-23», на котором 7 сентября перелетел от красных командир 9-го авиаотряда РККВФ Фомагин.
Между тем в сентябре, наконец, завершился мучительный процесс переобучения на «Ариэйты» экипажей 3-го, 4-го и 9-го отрядов. Свежие части отбыли на фронт, но по непонятной причине их направили не на главный (московский) участок, а на западный фланг, под Киев, где не предполагалось никаких активных действий. В составе ударной группировки оставался все тот же сильно ослабленный 1-й дивизион. Возможно, белогвардейцы надеялись, что «Ариэйты» под Киевом сыграют ту же роль, что и английские «Де Хэвилленды» под Царицыном, то есть помогут удержать стратегически важный город, защищаемый относительно небольшим гарнизоном, в то время как главные силы будут сосредоточены на решающем направлении.
Но на берегах Днепра всё получилось не так, как на Волге. Во-первых, Киев не имел таких укреплений, как Царицын, а без хорошо налаженной наземной обороны, воздушное прикрытие малоэффективно. Во-вторых, и это главное, белая авиация попросту опоздала. 16 «Ариэйтов» 3-го и 4-го отрядов прибыли в Киев 6 октября. Самолеты везли в разобранном виде на платформах. Большевистского наступления никто не ждал, поэтому со сборкой машин явно не спешили. 12-го подошел эшелон с техникой 9-го отряда. В тот день успели выгрузить и отвезти на аэродром только пять самолетов из восьми.
