Он обнаружил, что в начале 70-х гг. лишь ничтожное число африканцев знало португальский язык, историю, географию и политических лидеров Португалии. Например, 6,5% глав сельских семей в 1970— 1971 гг. знали, кто такие Салазар, Каэтану и Америко Томаш, менее 1% смогли назвать столицу Португалии. 85% опрошенных не знали, что такое Мозамбик, 0,6% идентифицировали его как португальскую территорию. Исследования Хаймера показали, что большинство африканцев-крестьян продолжали ориентироваться в традиционном историческом и географическом контексте и оставались относительно не затронутыми португальской культурой.
Что касается городов, то здесь имел место не процесс абсорбции африканцами португальской культуры, а процесс вытеснения африканцев из всех сфер социальной деятельности. Их вытесняли из жилых районов (они, как правило, жили в пригородных кварталах «муссекиш», но и оттуда их часто изгоняли. В Луанде, например, полностью исчезли четыре «муссекиш»). Им было трудно найти работу. Даже должности, не требующие высокой квалификации (официанты, водители такси, продавцы лотерейных билетов, горничные, швейцары), в период, предшествовавший независимости, занимали белые и мулаты. Черные гетто в Анголе, в отличие от черных гетто в США, существовали изолированно и не давали возможности их обитателям ни для продвижения вверх по социальной лестнице, ни для приобщения к западной культуре. Следует согласиться с выводом, который сделал Дж. Бендер: «Португальская колониальная система господствовала над африканцами и в сельском и в городском секторах, не абсорбируя их. Она истощила африканцев экономически, но так никогда полностью и не интегрировала их в систему. Таким образом, реальность оказалась диаметрально противоположной целям “цивилизаторской миссии” и “лузо-тропикализма”».
Наконец, излюбленный тезис лузо-тропикалистов: процесс ассимиляции — это взаимное обогащение и адаптация культур, находящихся в контакте. Действительно, в Бразилии в силу специфических исторических условий португальцы подверглись влиянию со стороны африканских и индейских культур. Однако в Африке, как правильно подметил Дж. Бендер, португальцы рассматривали ассимиляцию совершенно однозначно. Для них ассимиляция означала европеизацию африканцев, но не наоборот. Африканизация португальцев рассматривалась как некая аномалия и решительно осуждалась. В результате португальская культура в колониальной Африке вообще не претерпела каких-либо модификаций. Даже поверхностные африканские влияния на культуру быта, одежду, музыку и язык, которые легко воспринимали португальцы в Бразилии, в Африке были редким исключением. По ангольскому радио никогда не передавали африканскую музыку до 1968 г. (с этого времени колониальные власти стали использовать ее как средство заставить африканскую аудиторию слушать пропагандистские передачи). Хотя африканцы в Анголе составляли 95% населения, их культурное влияние на португальскую общину было гораздо меньше, чем влияние негров на американскую культуру (хотя в США в течение столетия негры составляли не более 20%).
Один из членов Совета национального спасения Галван де Мело заявил вскоре после революции в Португалии: «Мы мало использовали Африку, а Африка мало использовала нас. Португальский народ и африканский народ не знают друг друга — они иностранцы».
После прихода Салазара к власти и учреждения «нового государства» была введена так называемая система «индижената», составившая важный элемент колониальной политики Португалии. Официально предназначенная для защиты интересов африканцев, система «индижената» учредила режим социального и политического неравенства, разделив население колоний на две самостоятельные юридические категории: 1) «индиженаш» (туземцы), или «нецивилизованные» (сюда включались все африканцы и мулаты, не принадлежавшие к «цивилизованным»), и 2) «цивилизованные» — все белые и «ассимиладуш» (мулаты и африканцы, считавшиеся «цивилизованными»).
Такое разделение населения на несколько категорий с помощью искусственно созданных юридических и социальных перегородок представляло собой особенность португальских колоний, резко отличавшую их от колоний других европейских стран и создававшую ряд дополнительных специфических проблем во многих сферах общественной жизни. Видный деятель МПЛА М. де Карвалью вспоминал: «В португальских колониях были свои особые проблемы. Старый девиз “разделяй и властвуй!” приобрел более хитроумный вид. Белый считался выше мулата, мулат выше черного, и даже черные были разделены на две категории: “ассимиладуш”, которые должны были отречься от своего африканизма, чтобы получить минимум образования и избежать по существу рабского статуса, и туземцы, то есть обычные черные, занимающие более низкое положение. Эта система раскола пополам затрагивала даже семьи. Младший брат угнетался старшим братом — “ассимиладуш”. В некоторых районах “ассимиладуш” должны были жить отдельно, в нескольких сотнях метров от “туземных кварталов”, чтобы доказать, что они приобрели “цивилизованный статус”».
Ассимиляция, то есть перевод африканца из категории «нецивилизованных» в категорию «цивилизованных», требовала, чтобы он удовлетворял следующим условиям: умел читать, писать и говорить по-португальски; исповедовал христианство, получал достаточный доход, чтобы обеспечить себя и свою семью, обладал хорошим характером, вел «португальский образ жизни», не уклонялся от воинской повинности и не являлся дезертиром.
Естественно, что эти условия практически были невыполнимы для коренных жителей, 99% которых составляли неграмотные и заработная плата которых была слишком низка, чтобы позволить им жить «по-португальски».
Главная причина крайней малочисленности «ассимиладуш» в Анголе в середине XX в. состояла в том, что лишь ничтожное число африканцев имело доступ к институтам, которые могли приобщить их к португальской «цивилизации». Португальский исследователь Д.А. Маскареньяш Ароука писал, что ассимиляция требовала, чтобы африканец имел такие привычки, квалификацию и т.д., которые могли быть приобретены лишь после того, как он уже становился «ассимиладу».
К тому же обычно решение о том, может или нет какое-то лицо быть квалифицировано как «ассимиладу», произвольно принималось местными администраторами, чаще всего «шефес ду пошту». Эти последние были в то же время ответственными за поставку в качестве рабочей силы «законтрактованных» рабочих. Поэтому они часто отрицали статус «ассимиладуш» даже за «квалифицированными» африканцами, чтобы сохранить их в числе потенциальных «контратадуш» (лиц, вербуемых по контракту). Число африканцев, имевших необходимые данные для получения статуса «ассимиладу», возможно, вдвое-втрое превышало официальное число африканцев, юридически рассматриваемых властями как «цивилизованные».
Лидеры «нового государства» единодушно считали, что процесс ассимиляции займет столетия. Первый министр колоний «нового государства» Арминду Монтейро предупреждал первую конференцию колониальных губернаторов в июне 1933 г.: «Мы не считаем, что возможен быстрый переход от их африканских суеверий к нашей цивилизации. Для того чтобы мы достигли ступени, на которой мы сейчас находимся, сотни предшествующих поколений боролись, страдали и непрерывно исследовали сокровенные тайны источника жизни. Невозможно, чтобы они перескочили одним прыжком эту многовековую дистанцию».
