В итоге разрешение на выезд Ремизов с женой получили и поездом отправились в Ревель (нынешний Таллин). Судя по некоторым источникам, провоз своих рукописей (роман «Плачужная канава», рабочие тетради и др.) Ремизов доверил некоему знакомцу, у которого они были изъяты при обыске на русско-эстонской границе в Ямбурге.
Список изъятых бумаг, состоящий из 13 позиций, Ремизов отправил почтой Л. Б. Каменеву, М. О. Гершензону (Союз писателей), секретарю Наркоминдела Чичерина А. Г. Котельникову, режиссеру детского театра в Москве Г. М. Паскар (для ознакомления А. В. Луначарского), Ю. К. Балтрушайтису, а также в петербургское отделение Союза писателей и в Дом искусств
[72].
Остановившись в Ревеле, Ремизов стал хлопотать о германской визе
[73] и вскоре ее получил. Из Берлина он долго продолжал добиваться получения изъятых на границе рукописных материалов. Известие о том, что его изъятые на границе рукописи целы, Ремизов получил от О. Д. Каменевой; возможно, эту информацию от Каменевой привез кто-то из знакомых Ремизова. Вряд ли, однако, это был Пильняк, приехавший в Берлин 11 февраля 1922 г. и поселившийся у Ремизова в Шарлоттенбурге, иначе бы Ремизов сразу же написал Каменеву. Ремизов написал Каменеву лишь в марте:
А. М. Ремизов — Л. Б. Каменеву.
18 III 1922.
Многоуважаемый Лев Борисович,
очень Вам благодарен — Ольга Давыдовна передала мне, что рукописи мои целы и Вы дадите их мне.
Я очень хотел бы хоть сейчас вернуться в Россию, но я не могу этого сделать по своему бессилию, но как только наберусь сил, будем просить Вас о разрешении вернуться нам домой
[74].
Если бы я не уехал, чувствую — знаю, не поднялись бы.
Прошу Вас, пришлите рукописи сюда в Берлин.
Захару Григорьевичу Гринбергу
[75] для меня
Zietzenburger str. 11. Kirchst. 2 Charlottenburg-Berlin Alexei Remizow.
Алексей Ремизов
Кланяйтесь Михаилу Осиповичу Гершензону.
Когда выйдут мои книги пришлю Вам и ему
[76].
Письмо Ремизова могло быть получено Каменевым числа 20–21 марта. Вопрос о том, как именно рукописи доставили их автору, не вполне ясен. Комментатор сочинений Ремизова А. М. Грачева пишет, что после изъятия бумаг на границе «рукописи оказались у Л. Б. Каменева и при помощи А. И. Рыкова возвращены Ремизову»
[77], и следом приводится письмо от 27 марта 1922 г.: «Многоуважаемый Алексей Михайлович! Ко мне обратились в Берлине от Вашего имени с просьбой найти отобранные у какого-то жулика на границе РСФСР и принадлежащие Вам рукописи и литературный материал. Настоящим препровождаю их Вам и надеюсь, что при обратном возвращении в Россию Вы не будете прибегать к содействию сомнительных лиц. А. И. Рыков». Это письмо изображает дело так, как будто бы Рыков был озадачен ремизовскими рукописями совершенно независимо от Каменева и сразу же отправил их автору. Между тем в книге Н. В. Кодрянской «Алексей Ремизов» приводятся слова героя книги: «Много было хлопот освободить — немалый срок прошел, и только в Париже 1923 г. вернулась ко мне моя „жемчужная“ рукопись»
[78]. Если это не описка, то отметим, что между мартом 1922-го и осенью 1923-го, 10 августа 1922 г., Политбюро ЦК РКП(б) утвердило списки «антисоветской интеллигенции» для высылки за границу с предварительным арестом. В Списках, в частности, значился Е. И. Замятин; в его характеристике говорилось: «Выступает в своих произведениях всецело против советской власти. Он в тесной компании с бежавшим Ремизовым. Ремизов — это определенный враг. Замятин — то же самое»
[79]. Уже арестованного Замятина в итоге все же не выслали (Б. Пильняк и А. Воронский самочинно обратились с ходатайством о его освобождении и невысылке к Л. Б. Каменеву и получили его поддержку, но, когда, выйдя из тюрьмы, Замятин заявил, что предпочел бы уехать и за него снова стали хлопотать — в частности А. Эфрос и тот же Б. Пильняк, — выезд ему не разрешили
[80]). Возможно, в 1923 г. Ремизову и стало что-то об этом известно. Тем не менее в 1923-м он получил в Консульском отделении в Берлине разрешение на возвращение в Россию, о чем говорилось в его письме Каменеву, и действовало это разрешение с 1 октября по 2 декабря 1923 г. Однако 5 ноября 1923-го Ремизов с женой неожиданно отправились из Берлина в Париж, где и остались…
3. Столкновения и защита
(П. С. Коган благодарит)
В основе этого сюжета отношения двух литераторов: критика и историка западноевропейской и русской литератур, профессора МГУ, бессменного президента Государственной академии художественных наук П. С. Когана и критика, публициста, теоретика литературы, мемуариста, создателя и редактора литературного журнала «Красная новь» А. К. Воронского. В 1921–1923 гг. П. С. Коган был активным автором «Красой нови»
[81]. Но с конца 1923 г. его взаимоотношения с Воронским резко испортились. Английский историк советской литературы, много занимавшийся Воронским, Роберт Магуайр утверждает, что П. С. Коган — «один из самых заклятых и явных противников Воронского», относившийся тем не менее «к нему с уважением»
[82]. Отечественный биограф Воронского Е. А. Динерштейн ограничивается констатацией того, что после прихода в 1922 г. Воронского на должность директора Госиздата профессор П. С. Коган, заведовавший там отделом художественной литературы, долго на своем посту не удержался, и еще — справедливым замечанием, что Коган не пользовался в писательских кругах тем авторитетом, что успел заслужить Воронский
[83]. Действительно, именно А. К. Воронский осуществил публикацию большинства лучших произведений русских писателей 1920-х гг.
