V. Последний антракт
1. Сталин всегда прав!
Главной политической фигурой на испанском конгрессе был Михаил Кольцов. Но нельзя сказать, что его внутреннее самоощущение было адекватно его внешнему положению на конгрессе. Дело в том, что за лето 1937 г. политическое положение Кольцова на родине пошатнулось, хотя почти никто не мог этого заметить. Еще в начале мая 1937-го Кольцов почувствовал: что-то изменилось в отношении к нему «хозяина». Тогда Сталин вызвал его в Москву для доклада о положении дел в Испании; докладывал Кольцов вождю в присутствии Молотова, Кагановича, Ворошилова и Ежова. После доклада вождь в шутовской манере спросил Кольцова, есть ли у него револьвер и не собирается ли он из него застрелиться? Тут-то в глазах «хозяина» Кольцов и прочел: «Слишком прыток»
[956] — с тех пор в его душе поселилась тревога.
Брат Кольцова, благополучно переваливший столетний рубеж, приводит в своих мемуарах донос на Кольцова, направленный из Испании генеральным комиссаром Интербригад, крупным деятелем Коминтерна Анри Марти
[957]. С этим доносом, где Кольцов обвинялся в связях с испанскими троцкистами, Сталин ознакомился лично.
Продолжая находиться в Испании и выполнять поставленную политическую задачу, Кольцов внимательно следил за сообщениями из Москвы. В октябре 1937 г. в СССР началось выдвижение кандидатов в депутаты двухпалатного Верховного Совета СССР (первые выборы проводились по новой, официально именуемой Сталинской, конституции). 11–12 октября пленум ЦК, специально посвященный выборам, надо думать, утвердил списки будущих депутатов, разработанные аппаратом под контролем Сталина. После этого по всей стране начались «выдвижения» их кандидатур. Первыми (одновременно во многих избирательных округах) выдвинули Сталина и (в несколько меньшем числе округов) остальных членов Политбюро. Следом начали выдвигать работников аппарата власти, а также декоративных «представителей» различных социальных групп, национальностей и профессий. Одним из первых в этом «втором эшелоне» выдвинули (в Подмосковье) коллегу Кольцова, тоже члена редколлегии «Правды», давнего и жестокого сталинца Л. З. Мехлиса. Из писателей назывались кандидатуры А. Толстого и М. Шолохова.
Списки выдвинутых заполняли страницы всех газет. Кольцов внимательно читал «Правду». Его имени в этих перечнях не было.
25 октября «Правда» напечатала подвал Кольцова на любимую сталинскую тему о троцкистах — прислужниках Гитлера; статья называлась: «Раскрытие троцкистской шпионской организации в Барселоне».
Его кандидатуру, однако, упорно не выдвигали.
Чем дальше, тем серьезнее Кольцов осознавал: время уходит и, что называется, промедление смерти подобно… Умный человек с солидной долей цинизма (как написал Эренбург, «умный до того, что ум становился для него обузой»
[958]) Кольцов, надо полагать, понимал, что причина его «невыдвижения» кроется не в том, что о нем случайно забыли. Сталин был великий дозировщик и ничего не забывал: троих сражавшихся в Испании советских военачальников (П. Батова, Я. Смушкевича и Г. Штерна) кандидатами в депутаты выдвинули. Напомнить вождю о себе — было не лучшим способом прояснить ситуацию, но ничего другого Кольцов не придумал. То, как Сталин «чудил» после его доклада, не шло из головы. Понимал ли Кольцов сталинские слова, как намек? Наверное, нет, тем паче, что никаких «грехов» за собой не знал. 6 ноября Сталину было написано, последнее, как оказалось, письмо Кольцова из Испании:
Дорогой товарищ Сталин!
Пишу Вам издалека, из Мадрида. Позволю себе обратиться к Вам с просьбой — напомните товарищам и о моей кандидатуре на выборах. Без этого, по-видимому, о ней не вспомнят. А мне казалось бы, что имеет смысл, было бы справедливым после 17 лет активной, на виду у масс, всегда честной работы в большевистской печати, в «Правде» — включить и меня, выдвинуть и мою кандидатуру в коллективный высший орган советской демократии. Обратиться так откровенно за Вашей помощью позволяет мне вовсе не самонадеянность, а только сознание моей глубокой преданности Центральному Комитету, сознание, что я смогу быть как-то полезен партии своей активной общественной и литературно-публицистической работой и сознание, что Вы всегда поддерживаете преданных партии и народу честных работников <…>
[959].
Ответа Кольцов не получил. В Верховный Совет СССР его не выдвинули.
В ноябре 1937 г. (неизвестно — до отправки письма Сталину или после) Кольцов был отозван в Москву. Как раз 6 ноября «Правда» напечатала его последнюю заграничную корреспонденцию, а 17 ноября — первую московскую(«Франко и другие»). Домой Кольцов добирался как обычно — через Париж, где повидался с Арагоном. Что ждет его в Москве, он не знал. Ему оставалось убеждать себя: Сталин все понимает и знает, кто по-настоящему ему предан.
В книге «Гибель всерьез», написанной в 1965 г., а в Москве изданной в 1998-м, Луи Арагон рассказывает, как Кольцов, отбывая в Москву, прощался с ним и Эльзой Триоле у них дома: «Где-то в начале ноября Мишель снова появился у нас. Он пришел за своим чемоданом, или нет, его срочно вызвали в Москву. Вид у него был мрачный. Мы понимали: Испания… Но послушай, Мишель, не все потеряно, все еще может измениться. Все-таки Испания — это не Эфиопия… Он кивнул. Конечно, конечно… Обнял нас на прощанье. И ушел. Нет. Ушел не сразу. Уже толкнул дверь, но вдруг шагнул назад и вернулся в нашу тесную прихожую. „Я хотел, прежде чем уйти, сказать вам одну вещь…“. Зайти в комнату он не пожелал, только одно слово и все. Так вот. Он едет на родину. Что там будет с ним, он не знает. Но может быть, он не скоро опять приедет в Париж, поэтому… В мире могут произойти важные события. Но, что бы ни случилось с ним лично, запомните, запомните оба… Сталин всегда прав… запомните, что это были мои последние слова…»
[960].
2. Кольцов и Эренбург в Москве 1938-го
В Москве 1938 г. уже исчезли со сцены (одни — арестованы и уже расстреляны, другие ждали расстрела или еще ждали ареста) многие советские персонажи нашего повествования: Бухарин, Радек, Стецкий, Кнорин, Ангаров, Динамов, Киршон, Микитенко, Кин, Бабель, Третьяков, Луппол…
Кольцова отозвали в Москву, однако Сталин не вызвал его для доклада о положении в Испании. Обожавший игры в кошки-мышки, вождь в мае 1938-го дал указание избрать Кольцова в Верховный Совет РСФСР
[961]; кроме того, его избрали членом-корреспондентом Академии наук СССР. Между тем на Лубянке из арестантов уже выбивались показания о шпионской и вредительской деятельности Кольцова. И все-таки его встреча со Сталиным произошла — случайно и перед самым арестом. В Большом театре.
