Луи Арагон (1897–1982) — внебрачный сын французского дипломата, посла в Испании, получил фамилию по названию испанской провинции; учился на медицинском факультете Сорбонны. В 1917 г. ушел на фронт санитаром; начав писать стихи, примкнул к дадаистам, затем к сюрреалистам (роман «Парижский крестьянин» — 1926). В 1927-м вступил в ФКП; в 1928-м познакомился в Париже с Маяковским и женился на Эльзе Триоде, сестре его возлюбленной Лили Брик. После этого порвал с вождем сюрреалистов Андре Бретоном и последовательно занимал просоветские позиции и в политике, и в литературе (поэма «Красный форт» — 1930, сборник стихов «Ура Урал» — 1934). Приехав в 1930 г. в Москву поддержать Лилю Брик после самоубийства Маяковского, стал участником Харьковского конгресса революционных писателей; участвовал также в работе Первого съезда советских писателей.
Теперь — персонажи советской команды.
Илья Григорьевич Эренбург (1891–1967) — большевик-подпольщик в гимназические годы, прошедший через тюрьму и ссылку, в 1908-м стал политэмигрантом, в Париже вскоре полностью отошел от политической работы, начав писать стихи; едва не принял католичество. Работа военным корреспондентом российских газет на франко-германском фронте вернула его к политике. Увиденная воочию бессмысленная жестокость мировой бойни дала его стихам оригинальное и сильное звучание. В 1917 г. возвращается в Россию; октябрьский переворот делает его автором антибольшевистских статей и стихов. Бежав из Москвы в Киев, выступает как публицист, пропагандирующий демократический (антибольшевистский и антимонархический) путь развития России. Вскоре убеждается в нереализуемости этого пути, принимает победу красных и возвращается в Москву. В 1921-м выезжает с советским паспортом на Запад. Первый роман «Похождения Хулио Хуренито и его учеников» (1921) переведен на большинство европейских языков; сочетание сатиры и лирики, характерное для дарования Эренбурга, определило особенности его поэтики. К концу 1920-х гг. с резким ужесточением политической цензуры в СССР программа Эренбурга (живя на Западе и сохраняя определенную степень художественной свободы, печататься в СССР) исчерпывает себя, и органически не принимавшему идеи писать «в стол» Эренбургу приходится всерьез присягнуть сталинскому режиму романом «День второй» (1933). С этой поры, продолжая жить в Париже, Эренбург становится центром немалого круга французской левой интеллигенции, что и позволило ему сыграть значительную роль в описываемых здесь событиях 1930-х гг.
Михаил Ефимович Кольцов (Фридлянд; 1898–1940) — учился в Петроградском неврологическом институте; с 1918 г. — член РКП(б), журналист, с 1920 г. работал в Москве; будучи редактором «Огонька», в 1924-м присягнул Сталину и с тех пор играл исключительную роль в советской журналистике; хлесткий фельетонист, мастер политического репортажа, Кольцов стал крупной политической фигурой, безотказно выполняя любые задания Сталина. «В нем был постоянный разлад между общественным сознанием и собственной совестью», — вспоминал Эренбург и прибавлял: «История советской журналистики не знает более громкого имени, и слава его была заслуженной»
[604]. Возглавляя Иностранную комиссию Союза писателей, Кольцов, естественно, принимал самое активное участие в подготовке и проведении Международных писательских конгрессов 1930-х гг.
Александр Сергеевич Щербаков (1901–1945) — с 1918 г. в РКП(б), в 1921–1924 гг. учился в Коммунистическом университете им. Свердлова, затем на партийной работе; в 1930–1932 гг. учился в Институте красной профессуры. Работал в Нижегородском обкоме ВКП(б), где познакомился с Горьким, рекомендовавшим его на должность оргсекретаря Союза писателей (1934–1936). «Литература для него — чужое, второстепенное дело», — написал о нем Горький, познакомившись поближе
[605]. Типичный партчиновник сталинской школы, исполнительный и работоспособный, он, возглавляя Союз советских писателей, не проявлял себя кровожадным Держимордой, как, скажем, сменивший его в 1936-м «писатель» Ставский. Впоследствии Щербаков сделал успешную партийную карьеру (секретарь МК ВКП(б), секретарь ЦК).
2. Письмо Эренбурга Сталину
Первая страница истории международных антифашистских писательских конгрессов была написана 23 марта 1939 г. на Лубянке, когда после трех месяцев пыток М. Е. Кольцов впервые дал показания. Он анализировал корни своей мелкобуржуазной психологии и «связи» с троцкистами и левыми в начале 1920-х гг., а затем связи с Бухариным и «правыми» в конце 1920-х и следом — правое «подполье» в редакции «Правды», а также все знакомства с разоблаченными к тому времени «врагами народа» и т. д. Затем следуют продуманные сюжеты, связанные с вынужденными признаниями — вроде того, что по возвращении из Испании в конце 1937 г. он «находился под сильным впечатлением размаха репрессий в отношении врагов народа. Этот размах мне казался преувеличенным и ненужным»
[606]. Так Кольцов подошел к теме создания широкого международного антифашистского фронта писателей.
И вот главная для нас информация:
Решение создать международную ассоциацию писателей было принято в 1934 году, в августе, во время всесоюзного съезда писателей в Москве. На совещании у М. ГОРЬКОГО с участием иностранных писателей-делегатов
[607] был намечен созыв большого антифашистского литературного конгресса и, на базе его, — литературной организации (до этого в области писательских связей орудовало лишь «МОПР» (так! — Б.Ф.) — узко сектантское объединение рапповского типа). Подготовительную работу взяли на себя постоянно проживающие в Париже МАЛЬРО, АРАГОН, БЛОК, ЭРЕНБУРГ. Кроме того, ГОРЬКИЙ обратился телеграфно к Р. РОЛЛАНУ и А. ЖИДУ с просьбой поддержать дело и получил их согласие.
Не будем исключать возможности такого совещания у Горького и его поддержки иностранными писателями. О том, насколько в пору Первого съезда писателей идея международного антифашистского фронта писателей носилась в воздухе, можно судить и по спецсообщению секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР «О ходе всесоюзного съезда советских писателей» от 31 августа 1934 г.
[608]. Это сообщение было послано наркому внутренних дел Г. Г. Ягоде и его заместителям Я. С. Агранову и Г. Е. Прокофьеву; оно содержало раздел «Об иностранных делегатах». В нем со слов осведомителя повествуется, в частности, о том, что во время съезда К. Б. Радек беседовал с А. Мальро и Ж. Р Блоком (с каждым по отдельности), предлагая проявить руководящую инициативу по созданию единого антифашистского фронта писателей. Остается неясным, были эти разговоры личной инициативой Радека, или он получил указание либо «добро» Сталина. И Мальро, заметивший о предложении Радека: «дело ясное — дают взятку, но как грубо это сделано», и Ж. Р. Блок, которому Радек сказал, что «относится к нему с таким доверием, которое он не мог бы оказать Мальро», и Блок это сразу раскусил: «Шито белыми нитками», — все они были предложением Радека озадачены. Удовлетворили Радека их ответы или нет, были ли достигнуты какие-либо предварительные договоренности или нет, докладывал ли он об этом куда надо или нет — все это неизвестно.
